Новые цитаты великих людей на 30.04.2025 - Страница 329

Культура — это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом.

Нравственность — это разум сердца.

Ложь подобна тяжкому удару: если рана и заживет, рубец останется.

Нет зверя настолько дикого, чтобы он не отзывался на ласку.

Радоваться в одиночку грустно.

Настоящий признак, по которому можно узнать истинного мудреца, — терпение.

Чистую совесть иметь — не знать за собой прегрешений.

Целомудренная супруга должна показываться на людях не иначе как с мужем, а когда он в отъезде, оставаться невидимой, сидя дома.

Нельзя творить зло или ненавидеть какого бы то ни было человека, хоть нечестивого, хоть еретика, пока не приносит он вреда нашей душе.

Нехорошо болеть, еще хуже умирать, а болеть и умирать с мыслью, что ничего не останется после тебя на свете, — хуже всего.

Я познание сделал своим ремеслом,
Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.
Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.

Верность труса иль глупца — не опора господину.

Да не ослепляет тебя ни дружба насчет недостатков твоего друга, ни ненависть насчет хороших качеств твоего врага.

В шутку, а не всерьез.

Дальше всех уйдет тот, кто не уступает равному себе, сохраняет достоинство в отношениях с сильнейшим и умеет сдерживать себя по отношению к беззащитным.

Умирать от любви — значит жить ею.

Карл Пятый, римский император, говаривал, что гишпанским языком с Богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятелем, италианским — с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ипанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианско-го, сверх того богатство и сильную в изображениях кратость греческого и латинского языков.

Когда состояние пришло в упадок, тогда и друзья начинают разбегаться.

Мы очень мало знаем и плохо учимся, потому и должны мы лгать.

Старый художник сказал ученику, нарисовавшему богато разукрашенную Елену: «Ты не мог изобразить ее прекрасной, поэтому ты изобразил ее богатой».

Я опасаюсь гораздо больше наших собственных ошибок, чем вражеских
замыслов.

Человек так создан, что отдыхает от одной работы, лишь взявшись за другую.

Жизнь идет: кто не поспевает за ней, тот остается одиноким.

Выставляют свою скорбь напоказ больше всего те, кто меньше скорбит.

Чем более мы холодны, расчетливы, осмотрительны, тем менее подвергаемся нападениям насмешки. Эгоизм может быть отвратительным, но он не смешон, ибо благоразумен. Однако есть люди, которые любят себя с такой нежностью, удивляются своему гению с таким восторгом, думают о своем благосостоянии с таким умилением, о своих неудовольствиях с таким состраданием, что в них и эгоизм имеет смешную сторону энтузиазма и чувствительности.

Книги, подобно оружию, обладают силой, чтобы спасти или разрушить.

Пусть одарен Фортуной вдруг Наш недруг, только бы не друг; Мы первое стерпеть готовы, Но не переживем второго.

Предвидение будущего получается не от оракулов и авгуров, а от мудрости.

Именно в серьезности проявляется легкомыслие нашего общества, которое давно разучилось смеяться над собой.

Уважать всякого человека, как самого себя, и поступать с ним, как мы желаем, чтобы с нами поступали, — выше этого нет ничего.