юрий старухин - цитаты, высказывания

Не грустите, мадам

Тишина на душе, что-то в ней, как вино отыграло,
Дождь уходит из парка в листве пожелтевшей шурша,
Не грустите, мадам, что пришло ваше лето к финалу,
Осень в этой поре, в листопад, как и вы хороша.

По лицу узнаю, почему вы прохладе не рады,
И пишу, как портрет, на листочке нечаянный стих,
Не корите судьбу, ваш июль, он по прежнему рядом,
И дождём расцелованный в мокрой аллее притих.

Вы прислушайтесь, дождь барабанит по зонтику реже,
И листва не хрустит под ногой и в озябшей горсти,
А вон тот георгин по осеннему ярок и нежен,
Он успеет ещё до холодной поры отцвести.

Грустный танец листвы, он по своему нужен и важен,
А последняя капля с небес и чиста, и свежа,
Я уверен, мадам, вы всё это полюбите даже,
Вам не стоит от осени в память о лете бежать.

Вам уже жарковат под плащём этот вязаный свитер,
А осенний пленэр, так прекрасен, хоть кистью пиши,
Не грустите о лете, мадам, я прошу, не грустите,
В обрамлении осени, право, вы так хороши

Нерождённому поэту

Порою стих родится разом:
Встаёт сюжет перед лицом,
И некто тихо шепчет в разум
Четверостишия столбцом

О том, что некогда большая
Жизнь, словно долгий летний зной,
Уже помалому ветшает,
Как домик, выстроенный мной...

Года что пыль, проходят сроки.
За горизонт уйду и я,
Где прочитаю эти строки
С той стороны небытия.

И, растворённый далью дальней,
Безбрежной вечности вассал,
Взглянув на стих из зазеркалья
Пойму — я нечто записал.

Пусть снова жизнь под солнцем длится,
Всё вроде просто, но мудро;...
Из крыльев нерождённой птицы
Уже обласкано перо.

И будет сад в цвету, и лето,
Скамья в задумчивой тиши...
Я в разум новому поэту
Шепну: «Вот это напиши!».

Старый дом

Вот и я на крыльце, правда, сам не особенно верю.
Знаю, нет никого, хоть по окнам стучи - не стучи.
Старый дом, обними косяками распахнутой двери
И меня не суди образами с огарком свечи.

Ты, меня извини, что слегка притомился с дороги.
Я чуток посижу за скоблённым дубовым столом.
Мне бы вытряхнуть душу, подбить ближе к ночи итоги,
И уснуть обогретым твоим заповедным теплом.

Помню, будто вчера, запах мяты от маминой шали,
И, как зубы ломила порой из колодца вода.
Что поделать, но мы слишком быстро с тобой обветшали,
И ,наверное, в том виноваты не только года.

Знаешь, дом? Мне так часто, в моём одиночестве снится,
Та, простая, как прошлая жизнь, деревенская снедь,
Как, под утро, скрипит у горячей печи половица,
И старается мать котелками потише греметь.

Выпью водки стакан, поминанием прошлому бреду,
И второй, за покойную, тихую, скромную мать.
Я поправлю тебя, старый дом, и уже не уеду,
Но скрипучую - ту половицу, не стану менять.

Сижу - курю

Этот вкус табака мне привычно знаком.
Тишина одиночества к мыслям глухая.
В прошлом дым сигареты по бронхам клубком,
Я его потихоньку в сейчас выдыхаю.

Настоящее тесно уму моему,
Настоящее пресно и выглядит пошло,
Растворится оно в сигаретном дыму
И осыпется пеплом в уверенном прошлом.

Вот, почти что до фильтра сгорело огнём,
А дымок тянет к форточке серою птахой,
Мы рукой пепел времени на пол стряхнём
И уляжется вечность бесформенным прахом.

Аромат табака словно весть из руин,
Древний дух заклинанием, ветер былого,
Сигарету нашарю в потёмках штанин,
Поднесу огонёк и закурим по новой.

Едкий дым извиваясь змеёй на лету
Зашивает прореху во времени - сводне,
Остаётся тяжёлая горечь во рту
Оттого, что вчера не изменишь сегодня.

Белая гвардия

Словно с гулом кружащийся смерч,
В пятнах крови повязки на ранах,
Эскадрон пробивается в Керчь,
На корабль уходящий в туманы.

Им не стоит коней торопить,
Хоть и держатся всадники гордо,
Но всё больше уснувших в степи,
И всё меньше оставшихся в сёдлах.

К водопою наперегонки,
Где в овраге ручей говорливый,
Обагрённые кровью клинки
Вытирают о конские гривы.

Пряча раны под потным бельём,
Оглянуться назад не дерзая,
Где шурша в тишине ковылём,
Кони ищут по стонам хозяев.

На востоке полоска видна,
Надо силы собрать уезжая,
Дышит в спину пожаром страна,
И уже не своя, а чужая.

От причалов ползут корабли,
Словно кровью, закатом облиты,
А в степи давит конь ковыли,
Потерявшим подкову копытом.
.............................

Там привязаны кони уздой к фонарям,
Сделан выбор, поручик, и дался он трудно,
В неизвестность уходим по бурным морям,
Зря наверное мы торопились на судно.

Горяча под рукой рукоять палаша,
Всё, что было - вчера, ничего на сегодня,
В полосе за кормой тонет чья-то душа,
Вместе с верным конём - опоздавшие к сходням.

Остаётся на честь и на верность лимит,
Но не надо пророков, не надо мессии,
Парохода труба надо мною дымит,
Закрывая завесой больную Россию.

Мы ещё на чужбине отплачем по ней,
На чужих берегах в похоронные будни,
Дай нам Бог не стрелять благородных коней,
Не выискивать лица знакомых на судне.

Торопиться не стоит, спеши - не спеши,
Здесь не будет перины, а просто полати,
Где-то там, за кормой, половинка души,
На трёхгранном штыке у кого-то из братьев.

Там ещё выбирают для черни вождей,
Здесь, над мачтой струится туман пеленами,
Гривы волн за кормой, как табун лошадей,
Всё стремятся за нами, стремятся за нами.

........................................

Пора бы забыть, и уже не жалеть ни о ком,
Отречься от прошлого в жизни приняв перемены,
Тот год високосный скатился змеиным клубком
В холодные воды Парижской, дымящейся Сены.

Тоска по России, в которой не те времена,
И где тот корабль под Андреевским флагом на рее,
В Париже весеннем, цветами торгует княжна,
Букета в корзине фактурно собрать не умея.

Похоже, что в ручках когда-то держала иглу,
И платье заштопано тонко, со вкусом как будто,
А штабс-капитан оставляет цветы на углу,
Чтоб можно продать эти розы ещё раз кому-то.

На тумбе бумажки почти что прозрачны на свет:
- Ищу сослуживцев, на фронте командовал ротой.
- Владеет французским, непьющий, военный, корнет,
Умеет шофёром, но ищет любую работу.

Ещё поднимается где-то Андреевский флаг,
И горны играют, встречая французские зори,
А там, на востоке, уже заселяют ГУЛАГ,
И строят ограды скрывая от всех лепрозорий.

Висит над страною махорочный, жёлтый налёт,
И блекнут цвета, в серой жизни, на лицах, в одежде,
Россия жива, и она никогда не умрёт,
Но в ней не бывать благородству такому как прежде.


Ещё темно, на Сен - Жермен - де - Пре
Готовят кофе и пекут батоны,
Течёт в прохладном воздухе амбре,
Ванильных нот на памятник Дантону.

Над мусорным контейнером пожар,
Горит бумага - старая газета,
А на углу задумчивый клошар
Похож на загулявшего поэта.

Кафе " Де Флор", кюре сосёт винцо,
Манкируя своим духовным саном,
И женщины скуластое лицо
Над чашкой кофе с тёплым круасаном.

Простой костюм, вельветовый берет,
Блузон с большим, широким, пышным бантом,
Не торопясь, пассажем " Сент Андре"
Сюда идут поэты, музыканты.

Для женщины наверное престиж,
Просиживать с художниками днями,
Врастая в этот ветренный Париж
Славянскими надёжными корнями.

Но что-то ей покоя не даёт,
Она как будто сжатая пружина.
Сегодня ожидается полёт,
К Парижу недоверчивых снежинок.

Сливаясь вместе, замедляя бег,
Когорта туч спускается всё ниже.
Славянка ждёт, когда закружит снег,
Нормальный снег над чувственным Парижем.

Иван Купала

Есть примета короткой июльской поры,
Нам нельзя поднимать, что на землю упало,
Остаются лежать человечьи дары,
Как нежданные жертвы Ивану Купала.

Хорошо бы прилечь на июньский стожок
И послушать сквозь тонкий дурман разнотравья
Как смеётся от счастья славянский божок -
Властелин переправ между явью и навью.

В лёгком шорохе листьев берёзовых крон
Смех Ивана Купалы знакомо - порочен,
И плывёт от Земли тихий, сладостный стон,
Откровенный, как жизнь перламутровой ночи.

Каждый год в зное лета звучит на веку
Этот голос природы могучий и древний,
И тогда не снести пареньку-рыбаку
Изумрудного взгляда лилейной царевны.

Там прекрасные девы обряды вершат,
Огоньки над водой словно синие свечи,
И венки из ромашек в прогал камыша
Чередой уплывают рассвету навстречу.

За ночами роскошной июльской поры,
Дни струятся волнами звенящего света,
И приносит Земля золотые дары
Своему властелину по имени Лето.