Стихи Юлии Вихаревой

В самое сердце...

В самое сердце… над ним … пониже…
Будто вонзили в меня ножи.
Господи-боже, ведь кто-то выжил…
Кто-то же смог с этим дальше жить?!

Что же меня отпустить не хочет
Боль, что таскаю и день, и ночь?
Раны, как свежие, кровоточат:
Раны, что больше терпеть невмочь.

Эти предательства и обиды,
Твой бесконечный вранья поток…
Как ты хорош и участлив с виду,
Только на деле, увы, жесток.

Что же ты сделал со мной? А, впрочем,
Так ли уж важен теперь ответ…
Сердце, что порвано просто в клочья,
Мне по кускам собирать сто лет.

«Верьте: со временем станет легче!» -
Новая порция глупой лжи...
......................
Это неправда, что время лечит:
Время лишь учит нас с болью жить.

03.08.2017

Ты в этот день...

Ты в этот день - холодный, серый -
Меня, как прежде, не зови.
Я та, кто вдруг утратил веру
В существование любви.

И речи, что меня пленяли,
Увы, не трогают теперь.
Сама себе не верю: я ли
Перед тобой закрыла дверь?!

Не в силах больше жить в угоду -
Не в силах этот крест нести,
Я ухожу дышать свободой.
Я ей уже дышу, прости...

Перечеркнула день вчерашний,
Опять поспорила с судьбой…
Да, без тебя остаться страшно.
Ещё страшнее – быть с тобой.

Что бывает, когда умирает мечта

Что бывает, когда умирает мечта? –
Та, которой ты жил и дышал много лет…
Нет мечты – и внутри выключается свет,
И в тебе наступает одна темнота.

Смотрит город в окно – неприветлив, колюч.
Да и ты на себя самого не похож.
Ты как будто бы в запертом доме живёшь,
А к нему потерялся единственный ключ.

Дом запущен и пуст. Ты и сам – пустота.
Просто бродишь бесцельно в холодной тиши.
Что бывает, когда умирает мечта? –
Вместе с ней умирает частичка души.

Светлых людей берегите

Не знаю, на что это больше похоже:
На чудо природы? На промысел божий? —
Есть люди, в которых с младенческих лет
Горит, словно лампочка, внутренний свет.

Таких, как они, очень мало на свете,
Но всё ж средь других их нельзя не заметить.
Особых примет говорить и не надо:
Их видно по светлым улыбкам и взглядам.

Вглядитесь в их лица, в глаза им взгляните —
Их будто соткали из солнечных нитей!
Забыть невозможно, увидев хоть раз
Сияние ясных, распахнутых глаз.

Обычные люди обычного роста,
И вроде бы в них всё обычно и просто,
Но, как маяки, (в этом главная суть!)
Укажут единственно-правильный путь.

И греют их речи, и светят их души
Для всех потерявшихся, сирых, заблудших,
Всегда поддержав на пути перемен,
Они ничего не попросят взамен.

Поверьте, ни разные беды, ни склоки,
Ни грязные сплетни людей недалёких,
Ни злость, ни коварство, ни жизнь «на мели»
Их внутренний свет погасить не смогли.

Но жаль, что такого вот «чуда природы»
Всё меньше и меньше средь нас год от года…
Поэтому светлых людей берегите,
Не пользуйтесь ими, а сами светите.

Он долгих 28 лет

Он долгих двадцать восемь лет
И двадцать восемь зим, к тому ж,
Хранил в себе один секрет
И был в семье примерный муж.

Всё было, вроде, как всегда:
Жена готовила обед...
Но приключилась вдруг беда:
Он взял и вспомнил про секрет.

Под шум и кислый запах щей,
Ворчанье Суженой с утра,
Он вспомнил всё до мелочей,
Как будто было то вчера.
...
Она сидела у окна,
И мягкий чудный лунный свет
Окрасил в бледные тона
Её прекрасный силуэт.

Струились пряди по плечам,
Скользили змейками на грудь,
И он подумал сгоряча:
Женюсь на ней когда-нибудь!

Он вспомнил всё до мелочей:
Изгибы линий, мягкость губ
И жар её простых речей,
И за окном огромный дуб.

Сплетенье рук, слиянье тел,
Каскад каштановых волос
И то, как он её хотел -
До исступления, до слёз.

Признаний трепетных поток,
(Как он на ушко их шептал!)
Смешной над ухом завиток,
Что от дыханья трепетал.

Она смотрела на него
Глазами влажными, как ночь.
Слова пьянили, как вино:
-Люблю тебя. Роди мне дочь.
...
С утра он потерял покой:
То суетился, то скучал.
Потом, закрыв лицо рукой,
Сидел на стуле и молчал.

Жена ворчала, как всегда,
Ругала убежавший суп.
И он отметил, что года
Ей, постаревшей, не к лицу.

Как не идёт ей белый цвет
И пряди крашеных волос…
И целых двадцать восемь лет
Всё как-то было не всерьёз.
...
Вдруг он вскочил, схватил пальто,
Забыл про шапку и носки.
Все двадцать восемь лет – не то.
Все двадцать восемь зим – тоски.

Нашёл тот дом. У дома – дуб.
Взбежал по лестнице стрелой.
Унять бы дрожь с холодных губ
И трусость гадкую – долой!

Наверное она сейчас
Пьет чай и кутается в шаль,
И из её прекрасных глаз
Струится тихая печаль.

А, может, принялась вязать?
А, может, кружево плести?
Так много надо ей сказать,
А, главное, сказать "прости".
...
Открыла дверь. В глазах – вопрос.
Ей было снова двадцать лет.
Каскад каштановых волос,
Знакомый сердцу силуэт.

Над ухом лёгкий завиток,
Как много лет назад, точь в точь...
- Вы не ошиблись?
- Нет, не мог. Вы Аня?
- Вера. Её дочь.

- А Аня?
- Мамы больше нет. Кто Вы?
Он повернулся вспять:
- Я шёл к ней двадцать восемь лет.
- Она ждала Вас… двадцать пять.

Как закружилась голова!
Как сердце ухнуло в груди!
И вспомнил он её слова
С мольбою: «Ты не уходи!»

Он сгорбился. Поплёлся прочь.
Сплетенье рук... Слиянье тел...
Люблю тебя... Роди мне дочь...
А он ведь, вправду, дочь хотел!

Как странно: Ани больше нет.
Заплакал. Бросил в тишину:
- Я буду много-много лет
Любить тебя. Тебя одну.

сентябрь 2008 г.

Из чего состоит моё счастье

Из чего состоит моё счастье? -
Из горячего чая в ненастье,
Из прочитанной книжки (запоем!)
Слов: «Посуду мы сами помоем»

Из вечерней прогулки неспешной,
Из писанья стихов в тьме кромешной,
Из бодрящего запаха кофе
(Из того, что и в этом ты – профи!)

Из десерта с вишнёвым сиропом,
Деревенской картошки с укропом,
Посиделок в беседке садовой
Под закатною тишью медовой.

Из дождя, что стучит по карнизу,
Из семейных приятных сюрпризов,
Из мужской настоящей заботы,
Отпусков и отгулов с работы,

Из мурлыканья кошки под боком,
Из арбуза, налитого соком,
Сентября с золотым листопадом,
Ощущенья, что ты сейчас рядом.

Но гнетёт мою душу тревога:
Я придумала счастья так много,
Что боюсь не успеть, полениться
Вышесказанным всласть насладиться…

Молчи...

Молчи. Молчи. И я смолчу о том,
Как мы живём, каков наш быт и дом.
От вездесущих, любопытных глаз
Убереги святым молчаньем нас.

От разных сплетен нас убереги:
Друзья бывают хлеще, чем враги.
Чтоб не навлечь ни зависти, ни зла,
Запри на ключ семейные дела.

Что любишь ты, что я в тебе люблю –
Не выставляй на суд людской, молю!
Жизнь под чужим прицелом, на виду
Накличет в дом разлуку и беду.

Пусть всё сегодня в мире напоказ,
Не клюй на внешний лоск и всякий раз
Тверди, как мантру, истину одну:
Любовь и счастье любят тишину.

С Новым Годом!

Друзья мои, случится Новый Год,
И чистый снег, что весело искрится,
И бой часов, и радостные лица,
И звон бокалов... Всё произойдёт!

В кругу друзей, семьи (ещё ли как)
Настанет ваша с Новым Годом встреча,
Но сей момент - он должен быть замечен -
Ваш самый первый (в год грядущий) шаг.

И в миг, когда шампанское нальют,
Когда дойдёт до самой главной сути,
Вы не забудьте... Только не забудьте
Сказать друг другу: Я тебя люблю!
....
А я, подняв бокал в заветный час,
Скажу о том, как я люблю всех вас!

Я собираю лето

Я собираю лето по крупицам:
Мне пропустить его никак нельзя! -
И солнце, что ныряет под ресницы,
Буквально ослепляя мне глаза;

И ветер, что прохладой дует в спину,
Составив мне компанию в пути;
И поле фиолетовых люпинов,
В которое аж боязно войти!

И ящерку, что ускользает в травке
У старого, заросшего пруда;
И, над водой, блестящую красавку,
Что весело снуёт туда-сюда.

Ловлю его по капле (понемножку!),
По ягодке, по лучику ловлю.
И складываю в память, как в лукошко,
Всё то, что в русском лете я люблю.

И тот лопух, и эту, в небе, птицу,
И мухомор под елью этот вот…
Я собираю лето по крупицам:
Пускай оно всегда во мне живёт.

28.07.2017

​Я нарисую уютный дом:​
За занавеской – дрожащий свет,​
Стёкла подёрнуты тонким льдом,​
Узкой ладони застывший след.​
Я нарисую камин: в огне​
Тихо потрескивают дрова...​
Твой силуэт где-то там, в окне, -​
Сквозь снегопад различим едва.​
Я нарисую (уж ты поверь!)​
В самом конце твоего пути​
Пару ступенек, крыльцо и дверь,​
Чтобы ты смог в этот дом войти.​
Ель нарисую и кресла – два.​
Старый подсвечник, а в нём свечу...​
Выйдет банальным рисунок? Да! -​
Именно этого я хочу.​..

Встали часы...

Встали часы в опустевшем доме,
Словно о нашей судьбе скорбя.
Я ничего не умею, кроме
Как безгранично любить тебя.

Что уготовано в жизни Богом,
Значит, мой друг, так тому и быть.
Много чего ты умеешь...Много! -
Кроме как просто меня любить…

Эх, истопить бы баньку да попариться!
А то стоит одна в саду, красавица:
Скучает, мёрзнет в осень неприглядную,
Тоскует под замками дверь "парадная".

И вспоминает банька наша новая -
Душистая, пахучая, сосновая,
Как вечерами летними, беспечными
Дымком дышала в небо бесконечное.

Как в печке с трескотнёй смешной, весёлою,
Дрова горели крепкие, вишнёвые.
И веники берёзовые, хлесткие
В запарнике томили прутья жёсткие.

Как мы тела в парилке жаркой плавили,
Хлестали спины – тем себя забавили,
И липли к коже, с веника слетевшие,
Сердечки – листья мягкие, упревшие.

Ну, потерпи ещё чуть – чуть, сердешная:
Вздохнёшь ещё дымком по саду вешнему,
Задышишь можжевельником, берёзками
И квасом, и распаренными досками...

Я всё ещё верю...

Я всё ещё верю. Я всё ещё верю,
Что люди — как люди. Что люди — не звери.
Что люди не злобны, не алчны, не лживы,
Живут не для войн и не ради наживы.

Я всё ещё верю (вы скажете — «бредит!»)
Что гадить не станут друг другу соседи.
Что нет между ними вражды, неприязни,
Что можно во двор выходить без боязни.

Я всё ещё верю, пусть глупо и странно,
Что папы — как папы, и мамы — как мамы.
Что дети, рождённые в браках/не в браках,
Лежат в колыбельках — не в мусорных баках.

Я всё ещё верю, но вера не вечна! -
Что люди — они до сих пор человечны!
Что нищему — хлеба, больному — лекарства,
Что старым — достойную жизнь — не мытарства!

Собакам бездомным - еды, а не яда,
Тем, кто защищал нас — почёт и награды,
А тем, кто растил нас — любовь и заботу,
И лучшее — детям…(хотя бы хоть что-то!)

Я всё ещё верю (чего только ради?!)
Что женщины — леди (не дуры, не ****и).
Мужчины для них не обуза — опора,
А дом для тепла — не для склок и разборок…
…

Я верю… Но верить я очень устала,
И веры во мне остаётся так мало:
С ней трудно остаться и трудно расстаться…
Что делать то, сёстры? Что делать -то, братцы?

Ветеран

Он шёл по дороге — сутулый и старый,
Бродил вдоль уютных, заросших аллей.
А мимо гуляли влюблённые пары
И плавал по воздуху пух с тополей.

Он шёл, тяжело опираясь на клюшку,
В смешном сюртучке с тех, военных времён,
И кепка скрывала седую макушку
Да взгляд светлых глаз, словно выцветший лён.

Он шёл и смотрел на зелёные дали,
На небо и спящие в нём облака…
И тихо, чуть слышно, звенели медали
На вытертой ткани его сюртука.

По узким аллеям проказливый ветер
Гонял белый пух и листву второпях,
И птицы плескались в фонтанах, как дети,
Да солнце играло в кудрявых ветвях.

И лето вокруг оживлённо галдело.
Шёл люд, от жары обалдевший слегка.
И не было всем ни малейшего дела
До дряхлого, с клюшкой в руке, старика.

А он в одиночестве брёл по дорожке
В смешном сюртучке и линялых штанах.
И жизнь его вся — в стёртом временем прошлом —
В далёких, ещё до войны, временах,

Где так же гуляли влюблённые пары
И плавал по воздуху пух с тополей…
Он — щёголь с военною выправкой бравой,
А взгляд — синий лён из-под чёрных кудрей.

Где так же задиристо били фонтаны
И в парке оркестр гремел, словно гром.
Шёл люд, от жары ошалевший и пьяный,
Да пряталось солнце за зеленью крон.

Всё так же сияли чудесные дали
И клумбы цвели где-то там впереди…
Но не было клюшки и этих медалей,
Что звякают тихо на щуплой груди.

И не было горя (как всё-таки странно!),
Пока не пришла в сорок первом война,
Что всё отняла у того ветерана,
Оставив взамен лишь одни ордена…

Оставив в судьбе (одинокой, постылой)
Потёртые снимки друзей боевых,
И горькие слёзы у братской могилы,
И в праздник Победы — сто грамм фронтовых…

Он шёл по дороге — седой и тщедушный,
Один ковылял средь тенистых аллей.
Стучала клюка — дорогая подружка
И верная спутница старческих дней.

Сказка про большое и маленькое сердце

Жили-были два человека. В принципе, они мало чем отличались друг от друга, разве что тем, что один человек был очень большой, а второй – очень маленький. И ещё тем, что у Большого Человека было настолько маленькое сердце, что он почти не чувствовал, как оно бьётся. А у Маленького Человека сердце было настолько большим, что еле-еле помещалось в его щуплой груди.
Когда Большой Человек важно шагал по улицам, все вокруг восхищённо перешёптывались: «Смотрите, вот идёт большой человек!». Большому Человеку нравилось быть таким заметным, его габариты придавали ему значимости. А Маленькому Человеку было нечем похвастаться: его почти никто не замечал, так как он был настолько мал, что терялся в людской толпе.
Но так было не всегда.
Всю свою жизнь Большой Человек только и делал, что берёг своё маленькое сердце. Ведь оно было не больше детского кулачка и такое слабенькое, что с трудом гоняло кровь по сосудам его крупного тела. Большой Человек очень боялся, что его маленькое сердце однажды не справится со своей обязанностью, и тогда он умрёт. Поэтому он целыми днями измерял пульс и давление, и записывал показания в специальную тетрадочку. Он ел исключительно полезную пищу и много гулял на свежем воздухе, а самое главное, не позволял себе излишне волноваться. Чтобы не волноваться, всего-то и нужно было – не переживать за других людей и не принимать их беды близко к сердцу. Большой Человек так и делал: он слушал только приятные новости и принимал участие только в приятных мероприятиях. Но, несмотря на все старания, сердце Большого Человека с каждым днём становилось меньше и слабее.
У Маленького Человека всё было иначе. Его сердце постоянно росло и ширилось, и билось так сильно, что выпрыгивало из груди. Иногда оно становилось таким огромным, что переставало помещаться внутри его тщедушного тела, и в эти моменты Маленькому Человеку ничего другого не оставалось, как делиться своим сердцем с окружающими. Поэтому он не успевал подумать о том, что может умереть, не мерил пульс и не заботился о себе так, как Большой Человек. Он просто дарил частичку своего сердца каждому, кто в этом нуждался. И всякий раз, когда он это делал, он очень волновался и чувствовал большую ответственность. Нет, не за себя, конечно, а за тех, кто носил теперь частички от его большого сердца в своей груди.
Как-то раз Маленький Человек узнал про недуг Большого Человека и решил поделиться с ним своим сердцем. Ведь, как мы помним, сердца у него было так много, что ему было его нисколечко не жаль. Маленький Человек был уверен, что частичка его большого сердца заставит биться хилое сердечко Большого Человека вдвое сильней.
Но Большой Человек не прибегнул к его помощи. Он побоялся – то ли того, что частичка чужого сердца не приживётся в его организме, то ли того, что с инородным телом можно занести инфекцию и погибнуть. То ли Большой Человек просто не верил в чудесное исцеление. В общем, мы никогда не узнаем, почему он не доверился Маленькому Человеку, и почему тот не смог ему помочь.
Так они и жили. Один берёг своё сердце, а другой тратил его.
И однажды Большой Человек умер. Это случилось как раз в тот момент, когда он, в очередной раз измерял свой пульс. Он вдруг почувствовал, как пульс становится всё слабее и тоньше, а сердце стучит всё медленнее и глуше… Большой Человек не на шутку струхнул и захотел прибегнуть к чьей-нибудь помощи, но вдруг вспомнил, что ему совершенно не к кому обратиться. Ведь он сам много лет назад отгородился от людей, чтобы не принимать близко к сердцу их беды.
Тогда в отчаяньи Большой Человек решил обратиться за помощью к Маленькому Человеку, но не успел. Его сердце – маленькое хилое сердечко - стукнуло в последний раз и затихло навсегда.
Большой Человек не знал о том, что когда он умер, никто, кроме священника, не пришёл проводить его в последний путь. И люди, которые с восхищением шептали когда-то: «Смотрите, вот идёт большой человек!», совсем не огорчились от такой потери, а спустя несколько дней и вовсе забыли, что когда-то рядом с ними жил такой вот большой человек.
А что касается Маленького Человека – увы, он тоже был не вечен. И в тот самый момент, когда его большое сердце перестало биться, сотни людей схватились руками за свою грудь, почувствовав на миг нестерпимую боль. И в этом не было ничего удивительного, ведь в груди каждого из них кроме своего собственного сердца жила, билась, пульсировала частичка сердца Маленького Человека.
Говорят, что Маленький Человек умер с улыбкой на губах. А кто-то поговаривает, что он и вовсе не умер. По крайней мере, так считают те, кто до сих пор носит в себе его большое сердце.