Эх, запуталось всё в державе
На границе меж двух веков!
Кто шашлык осетровый жарит,
Кто, вздыхая, печёт морковь…
Зависть есть, да не лишко злобы –
Незлобив на Руси мужик,
Тяпнет чарку, не киснуть чтобы
И до завтрева снова жив!
Не сказать, что при новых русских
Жизнь раскинулась, как баян.
Да в желудке не так уж пусто,
Кто не лодырь – тот сыт и пьян.
Неказистая деревушка
Волей баб – мастериц болтать
Обросла, как травой опушка,
Нынче слухами неспроста:
Канабеиха в воскресенье
Приглашала на куличи –
Перед Пасхой Иван Арсеньич
Ваську ейного излечил!
Всякий ведал, что егерь ближний
Во скулапстве-то был мастак –
Только нынче, видать, Всевышний
К пареньку приложил перста…
Всё же Ваську в Москву возили –
То, к профессору на показ,
То игумен молитвы силой
Беса вывести был горазд…
Да наездились-то без проку!
Сколько денег свели за так…
А у егеря с этим строго –
Не возьмёт и кривой пятак!
Счёт оплачен был на чужбине –
Чуть живого из-под огня
Вынес Ваню Антон Рябинин
До Победы... лишь за два дня...
1995 - 2020 гг.
Игорь Кузнецовъ - стихотворение «Русская деревушка»
Комментарии
Галина Маркова
26 Июня 2019
Неделю только мы живём без снега,
Но погляди, какой хороший год!
Растёт трава, и тарахтит телега,
И курица спокойная идёт.
На лужицах потрескалась короста,
А из окошка видно за версту
Двух коз у запылившегося моста,
Тянущихся к кленовому листу...
Под самый вечер выглянуло солнце,
И вся деревня стала весела;
И стукнулась в террасное оконце
Обструганная детская стрела...
Но погляди, какой хороший год!
Растёт трава, и тарахтит телега,
И курица спокойная идёт.
На лужицах потрескалась короста,
А из окошка видно за версту
Двух коз у запылившегося моста,
Тянущихся к кленовому листу...
Под самый вечер выглянуло солнце,
И вся деревня стала весела;
И стукнулась в террасное оконце
Обструганная детская стрела...
Александр Тихомиров
Галина Маркова
11 Сентября 2017
Положит в землю Человек зерно,
Прольётся дождь — зерно орошено.
Крутая Борозда и мягкий Снег
Зерно укроют на зиму от всех.
Весною Солнце выплывет в зенит,
И новый колосок позолотит.
Колосьев много в урожайный год,
И человек их с поля уберёт.
И золотые руки Пекарей
Румяный хлеб замесят поскорей.
А женщина на краешке доски
Готовый хлеб разрежет на куски.
Всем, кто лелеял хлебный колосок,
На совести достанется кусок.
Прольётся дождь — зерно орошено.
Крутая Борозда и мягкий Снег
Зерно укроют на зиму от всех.
Весною Солнце выплывет в зенит,
И новый колосок позолотит.
Колосьев много в урожайный год,
И человек их с поля уберёт.
И золотые руки Пекарей
Румяный хлеб замесят поскорей.
А женщина на краешке доски
Готовый хлеб разрежет на куски.
Всем, кто лелеял хлебный колосок,
На совести достанется кусок.
Яков Аким
Галина Маркова
2 Января 2018
Сидят наши мамы в деревне на лавочке...
Сидят наши мамы в деревне на лавочке,Царапают травку изогнутой палочкой,
Рисуют на голой земле закорючки
И ждут, когда в гости приедет хоть внучка.
Ведь знают, что детям порой не до них.
Забот у них в городе много своих.
И много у них неотложных проблем.
И много еще не развернутых тем.
И много желаний, и много вершин.
Не хватит ни ног, ни колес от машин.
А им уж не надобно больше спешить.
Теперь бы степенно хоть вечер дожить,
Едва управляясь тихонько по дому,
Они уж не могут теперь по-другому.
Пропала и ловкость былая, и прыть.
Теперь за водой бы тихонько сходить.
Да чуть покопаться в своем огороде
При благоприятной, хорошей погоде.
Да овощи, ягод в лукошки собрать,
Чтоб деточкам в город потом передать.
Они там, небось, в суете, налегке
Забыли о свежем, парном молоке.
И сладкой малины чарующий вкус,
И как пахнет спелый и красный арбуз.
А вечером выйдут, присядут на лавочку
И вновь ковыряют землицу-то палочкой.
И снова о детках. Не сплетни плетут.
И снова до ноченьки внучиков ждут.
Вдруг чудо случится и кто-то да вспомнит,
Приедет к бабуле и счастьем наполнит
Ее одинокую, добрую душу.
И слезы платочком тихонько подсушит.
И тихо склоняясь перед ней на колени
Вот так же вот тихо попросит прощенье.
За то, что все время им всем недосуг.
Чтоб поздно-то не было, милый мой друг...
За то, что посмели о ней позабыть.
Иначе как, милые, после-то жить?