Лучшие стихи про Холокост

Лагерь смерти...

Дым из трубы,
В свинцовое небо.
Шёпот мольбы,
Но смерть держит слепо.

Всюду она,
Зрит в окна бараков.
Выбран до дна,
Весь уровень страхов.

Вымерен путь,
По лагерю смерти.
Вечная жуть,
И правят тут черти.

Строгий контроль,
Заборы под током.
Голод и боль,
И люди потоком.

Вышки везде,
Повсюду охрана.
В вечной нужде,
Чья жизнь словно рана.

Выхода нет,
Из лагеря смерти.
Полный запрет,
Молчат даже дети.

Узников строй,
В концлагерной робе.
В холод и зной,
Шагают в пасть злобе.

Груды одежд,
У газовых камер.
Гибель надежд,
Лишь лагерный номер.

От грудничков,
До немощных старцев.
Всех как рабов,
Сжигают без шансов.

Жутким котлом,
Дымит крематорий.
Кануло в нём,
Без счёта историй.

Подлинный ад,
Колючка и плети.
Немощный взгляд,
Кругом - лагерь смерти.

2021 г.

P.S. Рисунок бывшего узника Освенцима Д. Олера

В Освенциме сегодня тишина

В Освенциме сегодня тишина.
Не слышно стонов, выстрелов, проклятий
Хотя почти забытая война
Не выпускает из своих объятий

И тех, кто обживает небеса,
И тех, кто на земле еще покуда.
А память воскрешает голоса,
Которые доносятся ОТТУДА.

Они звучат сегодня и во мне,
Живые строки Нового Завета,
Где жизнь сгорает в бешеном огне.
За что и почему? – И нет ответа.

За что и почему? – Ответа нет.
Да и вопросы забываются с годами.
И, кажется, чернеет белый свет –
Под бормотанье: «Было, но не с нами…»

Потомки Геббельса – как сорная трава,
Напялившая незабудок маски.
И кругом – от неправды голова
В Нью-Йорке, и в Варшаве, и в Луганске.

Мол, там совсем не мучили, не жгли
В тех лагерях, где жизнь страшнее смерти.
Но стон доносится из-под земли:
Вы слышите: «Не верьте им, не верьте…»

В Освенциме сегодня тишина,
И не седеют волосы убитых.
Приходят и уходят времена
И, проявляясь на могильных плитах,

Бессмертны имена познавших ад,
И в небеса ушедших без ответа.
За что и почему? Они молчат.
И словно божий суд, молчанье это.
Владимир Спектор

Все материалы для клипа взяты в открытом доступе в интернете. Огромная благодарность Дарье Брянцевой и другим авторам.
… показать весь текст …

Бабий Яр- как вечный отзвук холокоста

Война. Конвейер смерти в городе моём
Запущен. Год далёкий сорок первый,
Расстрелы были ночью тут и днём,
Здесь стали тысячи людей невинной жертвой.

А расстреляли лишь за то, что ты еврей,
Неважно женщина, старик, ребёнок,
И не смотря на их предсмертный крик,
Безжалостно стрелял в упор фашист-подонок.

Военный, украинец, русский и цыган,
Врачи и пациенты из больницы,
Нашли здесь смерть от пуль, смертельных ран,
Не знаем всех имён, не помним мы их лица.

Цветы и свечи, памятники, монумент -
На месте той трагедии ужасной.
Тысячи безвинно погребенных жертв,
В Бабьем яру навек лежат в могиле братской.

29 cентября исполняется 80 лет трагедии Бабьего Яра.
Бабий Яр-вечный отзвук холокоста, место
массовых расстрелов гражданского населения -евреев, цыган, украинцев, русских, советских военнопленных...
Всего было расстреляно около ста пятидесяти тысяч человек,
Помнить об этом кровавом историческом факте наш долг.

Бабий Яр

Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.

Мне кажется сейчас —
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне — следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус —
это я.
Мещанство —
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется —
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
«Бей жидов, спасай Россию!»-
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! —
Я знаю —
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя «Союзом русского народа»!
Мне кажется —
я — это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много —
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны —
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет — это ледоход…
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я —
каждый здесь расстрелянный старик.
Я —
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
«Интернационал»
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому —
я настоящий русский!
… показать весь текст …