Цитаты Оля Гусева про разное

Почти новогоднее

Переживём еще один денёк,
переползём еще один рубеж?
Пусть не случился с нами рагнарёк,
но кажется, мы застреваем меж

блаженным сном и явью прошлых бед,
забытых всуе, вверенных богам,
которых ни в душе , ни в небе нет.
Что ни мольба - плевок до потолка.

Что ни зима, один и тот же снег
и днем сурка встречаем новый год.
Но кто-то улыбается во сне,
летает и как будто бы живёт.

И этот кто-то кажется родным
до коликов в межрёбрье, до седин.
И этот кто-то в целом тоже мы,
но почему-то он всегда один…

Снова мы квиты

Снова мы квиты - убиты
от точки зачатия жизни
до "после нас".
В старый палас
закрутим улики
и выкинем
с окон казенных домов,
где каждый готов
поживиться молитвами снов
о всепрощении.
Смерть блаженнее
наказания…

Но что у тебя за мания
всегда возвращаться
и меня воскрешать?
Паласов не напасешься!
И кто я теперь -
дочь, жена, мать?
Опять
друг друга терпеть…
Смеёшься?
А знаешь - иди ты,
слышишь из окон молитвы -
время не врёт,
мы на тысячу жизней вперед
убиты.

Уловка миров

Корчит рожицы пацан пятилетка
в трещины зеркалов.
Каждое искажение - уловка его миров.
В одном из них Будда,
еще не познавший себя самого,
он пробудился под утро
без снов.
Пока здесь обычный мальчишка
для смертных людей.
Меняется угол зрения
рыдает Титан у дверей,
ему то негоже,
бессмертному где взять слякоть?
Пацан крепится, он сильный,
не плакать.
Кого -то достала вся эта вечность
и боги,
и взгляд синеокий
предательства бесконечного.

Картина меняется снова -
скалы и древний вереск,
мальчугану уже не пять,
время ересь,
боги погибли.
Он Будда в каждом камне
и капле,
в каждом цветке он нектар -
приди да выпей.
Крошится зеркало на лепестки
и взлетает миллионами колибри.

Сплошное пиии...

Когда уходит то,
что мы по глупости любовью называем,
уходит без пальто -
торопится, обжигается чаем,
сигарету не тушит,
бросает кружку в стену, слово в душу,
нарочито отчаянно хлопает дверью…
И ты веришь в...
(сплошное пиии…)!
Еще пару жизней не спишь,
в промежутках между истериками
слушаешь лифт,
это почти выносимо, скажи?
Этажи -
от одного до двенадцати,
можно не стараться
затыкать себе рот пальцами.
И после готова
их грызть до крови
на цифре, допустим, восемь…
Внутри, апофеозом -
бросил!

Но случается утро и чья то весна,
в тот самый момент,
когда во снах
рухнули все этажи
в пропасть придуманной кем то лжи.
На прошлое пофиг...
Ты лежишь
и улыбаешься ресницами -
что-то должно родится
в кружке с горячим кофе,
крепким, как руки его
терпким, как губы.
Знаю - погубит,
но черт побери -
вся эта преданность (здесь снова пиии…)!
Жизнь ничему не учит -
мы также глупы,
но по весеннему, лучше…

Всего лишь кошка

Все хорошо и все идет как надо -
словам слава, а тишине покой.
Мне ваша дружба больше не награда,
когда невопрошающей рукой
приглажу кошку, брошенную вами.
Нет, нет - не злюсь, да что там говорить,
ее мурчанье не сказать словами,
но сердцем выпить… Некого винить
в придуманных богах, их слишком много,
глаголет каждый праведную весть.
Я продолжаю бессловесно трогать
живого тельца выцветшую шерсть.

И так легко , без боли, первозданно
течет момент по венам бытия.
Всего лишь кошка, из простых дворянок,
глазами Бога смотрит на меня.

Про думы

Курю... По бабьи день оплакан.
Не спится мне.
Но тишина теперь во благо,
Как первый снег.
Все к черту, думы бесконечны,
Под стать дневным.
По мысли в каждое колечко,
Пускаю дым.
И в горьковатом послевкусье
Из тысяч дум
Одна до смерти не отпустит -
Куда уйду...

Психоделическое

рыбы выходят на сушу
жарятся в сковородках
и застревают костями
в чьих-то голодных глотках

птицы сползают на землю
перьями, до щекотки
варятся в чьем-то супе
и застревают в глотках

чиркая спичкой надгробье
люди сгорают ловко
и не съедобен пепел
но застревает в глотках

Бывает...

Бывает,
отвернешься от всего
в депрессию подавленного
крика
и станет страшно,
одиноко, дико .
Любая мелочь грезится
уликой
вразрез себе.
И все бы ничего,
но отпечатки боли
не стереть,
не растворить , не выжечь.

Сколько, сколько
еще марать/мараться
чей-то скорбью
и убегать в себя
за новой болью?
И не спасает
маленькая смерть -
тревожный сон.

Как бабочки эффект,
отыщется вчерашний день
в кармане
уликой новой.
И меня не станет
ни завтра, ни во снах.

В чужом стакане
сто грамм вины,
но отпечатков нет.

Дрянное

* содержит мат*
***
поели, давай поспим
не гладя друг другу спин
не глЯдя в глаза детей
смелей
никто не узнает в нас
разбитых тарелок, фраз
приличных до зае.ло
назло
соседке, что так спешит
кому-то готовить щи
мы ужинать в ресторан
я дрянь...

Всему своё

Всему свое... А дни уже не те...
Мне снова выживать среди смертей
Бездушных листьев и безбожных лиц,
Завидуя судьбе крикливых птиц.

Кому-то в кайф и дождь за воротник,
Что без стыда к запретному приник,
И листопад, и мокрое пальто…
Но все не то…. не то… не то - не то!

Мне бы лететь - не птицей, но душой
Туда, где мир тоской не искушён…
Туда, где ночь из мыслей удалит
Осенних дней печальный колорит.

Туда, где день заменит крик души
Коротким и уверенным – «Дыши…»
.................................
Но тела гнёт к полету не готов....
Опять сушу промокшее пальто...

Уважьте глупышку...

Вы мне говорите- держи якорЯ,
хватайся за жизнь горстями.
Уважьте глупышку - не лезьте в меня
непрошенными гостями.

Я вам отвечаю - несите с собой
в могилы живот и славу.
Мне нечего дать вам. Ругайтесь с судьбой,
устройте смертям облаву.

Нелепо, ей Богу! Что ищете вы?
Бессмертия в мертвом мире?
Признания быть лучше всех? Увы -
таких дофига в могилах.

Пусть это всё будет - и выбор, и спесь -
вне мира, вне поколений.
Я только прошу в мою душу не лезть…
Не надо мне ваших мнений!

Птичий рай

На птичьем рынке адский ветер
и запах смерти.
Кто мне, неправильной, ответит -
в каком моменте
вы потеряли чувство жизни,
живое слово
и превратили в жесткий бизнес
добра основу?
Ряды кричащей тощей плоти
затмили небо.
Ваш бог давно ушел за теми,
кто вами не был,
кто не познал людских пороков,
не мог ответить.
Их стало много, слишком много -
слепые дети
пернатых ангелов. И где-то,
у неба края,
теперь обитель этих деток -
блаженство Рая.

Щенячье

Из коробки глаза глядят
не щенячьи.
Мы не правильно, говорят,
деток нянчили.
Мы приглаживали шлепком
всё помятое,
Оправдание – мол силком,
виноватые.

Там, в пугливых глазах восторг
и тоскливое.
Смерть коробки – всегда костёр...
Кто брезгливее,
чем не ты, достаешь щенка
– бог и господин?

Стынет истина по щекам -
там еще один...

Девочка, погоди...

В печь бы свои стихи!
Пусть романтизм огня
вспыхнет над всем плохим
и, не согрев меня,

пепельно канет в ночь.
Мало ему листов.
Если б могла помочь,
если б могла без слов

броситься вслед, гореть!
Только бы не писать.
Но не пускает смерть
слабых… Как будто мать -

гладит, но не глядит,
шепчет беззвучным ртом:
девочка, погоди -
рано тебе... с огнём.

Рождение махаона (белый стих)

Время песком умывается
в трещинах жизни.
Бабочки крылья кострами пылают.
Хрустом трещат
в огненной пасти лампочки.
Не спасти
глаза , смотрящие прямо в солнце.
За ним темнота
пыльцой по губам облаков.
Незрячие дети неба
потухли,
осыпались бусами
к шее бабули с косичкой.
Она еще кокон на дереве,
мертвом от страха.
Снам не проснуться
под крышей песочного замка.
Мир докатил себя сам
к сердцу луны.
Вечная ночь махаоном
воскресла из пепла.

Не было сини (верлибр)

­Не было сини.
Сиять в простынях выносимо,
если носить в животе солнечный шар.
Каждый удар
сплетения сгорает пожаром того,
кто всесильнее, того
кто звёзды топил в болоте…
И жабы глотали, светили,
шептали под камнем лица…
Ночь голой бродила,
ища своего подлеца
для маленьких солнц.
Они разучились сиять
в кроватках из рваных молний..
Время исполнено…
Лица заговорили камнями о звездном стаде,
простыни влажным стыдом краснели,
как мы не умели…
Млечная грудь в жабьи сны устремилась луной.
Шепот в утробе весны слишком нежен,
боятся нечего.

Дай, постираю...

Истиной не трубят,
в лысине нет волос.
Из одного тебя
кастинг не так уж прост.

Яблоко не сгниёт,
если по веткам ток.
Не исчезает лед,
будет воды глоток.

Парюсь , но выбор прост -
пальцем тереть стекло.
Если не скажешь - брось,
вымолчу перелом
выжженного моста,
от улететь до дна.
Истина так проста,
если она одна.

Небу приснится сон,
бога получит грех.
Где твой второй носок,
дай постираю… эх.

Замутим?

Я буду напротив,
не против?
До завтра четыре минуты,
там завтрак
замутим
и думать забудем,
как нервы друг другу
испортить.

Туда и обратно -
до пульса,
по выдоху в каждое слово.
На выходе снова
меня остановишь
шлепком по спине -
не сутулься.

Под ситцем
проститься бы.
Кто мы
друг другу?
В прокуренной майке
мой воздух не найден,
И будет инсайтом
кровати неловкая
кома.