Оля Гусева - цитаты, высказывания

Второпях...

Душа и старое пальто,
на двух гвоздях.
Здесь ничего не нажито…
Я второпях
меняю черное на снег -
почти бегу,
стекает шепот в каждый след
с бесцветных губ.
Не важен смысл, да гнется гвоздь,
забитый в жизнь.
Душа в пальто, но с телом врозь,
еще дрожит...

Позволь мне не войти в твою привычку...

Позволь мне не войти в твою привычку,
очередную прихоть на двоих,
где выплакав на лист болезный стих,
ты грезишь стать карающею спичкой.

Так мало мне тебя в моменты встреч,
так много в переплетах расставаний…
И молится бумага над словами,
но не сберечь — ни строчки не сберечь!

Сгорят листы… В горячем пепелище
ты стих прошепчешь вожделенным ртом
о жажде, о прощении, о том,
как губы друг у друга нежность ищут.

Истлеет ночь, разоблачая страх
холодной прозой по горячей коже.
Мы долго это выдержать не сможем -
остынем друг у друга на глазах…
______________________________

Оставь мне чистый лист и теплый плед,
позволь мне не войти в твою привычку,
где слово “да” не впишется в ответ
на твой намёк стать выгоревшей спичкой.

Ты не свет, не солнце, не свеча...

Ты не свет, не солнце, не свеча,
Даже не искра у зажигалки.
Снова закурила.. сгоряча.
С видом жалким
Фильтром недокуренным лежишь.
Одержим надеждою стать нужным?
Но признайся - ненавидишь жизнь
или хуже.
Ты меня бы наспех потушил
И пытался... Помню, как сегодня -
Много вас истлело у души,
Но довольно.
Мне искрится, только если врознь...
Пусть тебя затопчет первый встречный.
Это будет солнечный насквозь
Человечек.

В твоём прости...

В твоём прости так много букв,
хватило бы одной
упрямой П в ущелье губ,
где смысл бесконечно груб,
но искренен со мной.

Стихают камнепады слов -
я взглядом говорю.
Твой рот извергнуться готов
похожим на… на нелюбовь.
Молчи, мне хватит Лю...

сплин

и кожа не броня
и ты не щит.
не боги нас бранят,
когда исшит
рубец на мелкий крест.
во мне дыра.
ты заново воскрес,
я не смогла.
и в розовом вине
кровавый сплин.
фантомом в смертном сне
слиянье спин.
зияет наготой
нательный крест.
ты умирал под той,
во мне воскрес.

Почти новогоднее

Переживём еще один денёк,
переползём еще один рубеж?
Пусть не случился с нами рагнарёк,
но кажется, мы застреваем меж

блаженным сном и явью прошлых бед,
забытых всуе, вверенных богам,
которых ни в душе , ни в небе нет.
Что ни мольба - плевок до потолка.

Что ни зима, один и тот же снег
и днем сурка встречаем новый год.
Но кто-то улыбается во сне,
летает и как будто бы живёт.

И этот кто-то кажется родным
до коликов в межрёбрье, до седин.
И этот кто-то в целом тоже мы,
но почему-то он всегда один…

БОЛЬНИЧНОЕ

Так случилось, что моё предновогоднее настроение прервала тяжёлая операция. Стихи написаны на второй день после реанимации, 18 декабря сего года...
*********************************
Когда привычной станет боль, как выдох-вдох,
когда поймешь что тот, живой в тебе издох -
разделишь «после» на забывчивое «до»
и вычеркнешь себя из списка дел.
И будет новый день тебе не рад,
а чьё-то новогоднее «ура! »
исподтишка напомнит — вот дурак,
еще вчера как будто жить хотел.

В больничных стенах столько мертвых душ.
Попробуй их спасти… Разбей, разрушь!
Чего бы ради? Просто больно уж
они тебе в своем спасенье рады.
Ну вот и всё. Халаты не снуют
в кроватных лабиринтах. Тихо тут –
в ничейной тьме. Безвременный приют
не всполошат салюта канонады.

Снова мы квиты

Снова мы квиты - убиты
от точки зачатия жизни
до "после нас".
В старый палас
закрутим улики
и выкинем
с окон казенных домов,
где каждый готов
поживиться молитвами снов
о всепрощении.
Смерть блаженнее
наказания…

Но что у тебя за мания
всегда возвращаться
и меня воскрешать?
Паласов не напасешься!
И кто я теперь -
дочь, жена, мать?
Опять
друг друга терпеть…
Смеёшься?
А знаешь - иди ты,
слышишь из окон молитвы -
время не врёт,
мы на тысячу жизней вперед
убиты.

Уловка миров

Корчит рожицы пацан пятилетка
в трещины зеркалов.
Каждое искажение - уловка его миров.
В одном из них Будда,
еще не познавший себя самого,
он пробудился под утро
без снов.
Пока здесь обычный мальчишка
для смертных людей.
Меняется угол зрения
рыдает Титан у дверей,
ему то негоже,
бессмертному где взять слякоть?
Пацан крепится, он сильный,
не плакать.
Кого -то достала вся эта вечность
и боги,
и взгляд синеокий
предательства бесконечного.

Картина меняется снова -
скалы и древний вереск,
мальчугану уже не пять,
время ересь,
боги погибли.
Он Будда в каждом камне
и капле,
в каждом цветке он нектар -
приди да выпей.
Крошится зеркало на лепестки
и взлетает миллионами колибри.

Закрыть глаза...

Закрыть глаза и слушать тишину
небесной сини, вырванной с контекста
забытого и выцветшего сердца,
что молится на личную вину.

Расправить крылья - те, которых нет,
но кажется, что были, точно были!
И оставляя смерч небесной пыли,
лететь за глубину вчерашних бед.

И нет анестезии от тоски
по тихой, неизведанной свободе.
Вина за “быть рожденной“ не уходит
от пуповины до худой доски,
прибитой сверху. В этой темноте
я вижу больше неба, больше сини.
Здесь не летать теперь невыносимо,
здесь от себя самой иммунитет.

Ты тем и мил мне...

Ты тем и мил мне, давний друг
Что я, чужая,
Себя твоей в сплетенье рук
Воображаю...
Но нет, не страстью полон дух
Не вожделеньем -
От непонятных бабьих мук
Освобожденье...
Когда б я знала, что вокруг
Все зыбко, тленно,
Не отпускала б этих рук
Благословенных...

Депрессняшкам посвящается

Ну всё, депрессняшки, хватит -
пора выходить наружу.
Негоже в постылой хате
мой разум тоской утюжить.

Взрывайтесь в разбитых стёклах,
спивайтесь в горячих венах.
Что было вчера - издохло,
что будет - недостоверно.

Я новые окна вставлю
в проемы, где вы толпились.
Не будет в них больше ставень
Валите, валите или
я вас, мои дети боли,
любить очень сильно буду.
А это страшнее воли
непрошенного Иуды.

Любовь - это вам не слезы,
не жалкая пытка солью.
Эй, где вы? Ну нет… серьёзно -
напейтесь моей любовью.

Сплошное пиии...

Когда уходит то,
что мы по глупости любовью называем,
уходит без пальто -
торопится, обжигается чаем,
сигарету не тушит,
бросает кружку в стену, слово в душу,
нарочито отчаянно хлопает дверью…
И ты веришь в...
(сплошное пиии…)!
Еще пару жизней не спишь,
в промежутках между истериками
слушаешь лифт,
это почти выносимо, скажи?
Этажи -
от одного до двенадцати,
можно не стараться
затыкать себе рот пальцами.
И после готова
их грызть до крови
на цифре, допустим, восемь…
Внутри, апофеозом -
бросил!

Но случается утро и чья то весна,
в тот самый момент,
когда во снах
рухнули все этажи
в пропасть придуманной кем то лжи.
На прошлое пофиг...
Ты лежишь
и улыбаешься ресницами -
что-то должно родится
в кружке с горячим кофе,
крепким, как руки его
терпким, как губы.
Знаю - погубит,
но черт побери -
вся эта преданность (здесь снова пиии…)!
Жизнь ничему не учит -
мы также глупы,
но по весеннему, лучше…

Сколько дурости вне меня...

Никогда не было туч,
не было ветра.
Солнце тебя рисовало
огнем и светом,
выжигало углями губы -
местами задумчиво, грубо.
Безучастным оставило взгляд,
зияющим, звездным…
И был в глазах выбор всяк
никем не опознанный.
Сколько дурости вне меня
решилось безумию ночи внять,
вот так, просто -
мимо своих вопросов…
Всё в тебе приглянулось,
лунным холодом льнула
к горячим последствиям
солнечного сплетения
под шептание стен...И я
верила одному дыханию
на двоих.
Обжигалась, писала стих
про это -
невозможность отдаться свету,
он слишком горяч во мне,
пальцами не коснуться…
Может вина в вине,
но хочется выйти из себя,
хочется не проснуться,
но стать солнцем твоим…
Господи, что мы творим?

Кхе...

Кхе… кхе
закончилось пике
падением в болото смерти
фальшивит рот
беззубый стон
а вдалеке
среди времён
еще один на свет рождён
в петле судьбы
в болоте черти
устроят пир под громкий ор
новорожденного владыки
кричит король
кипит кагор
а смерть уже не вяжет
лыка
и в сласть
и в страсть
и в стах лицом
ударится младенец грозный
пике стареющих отцов
как поцелуи смерти в десна

Реанимация

Плюс минус - ток. Давай, еще заряд!
Они так много о спасенье говорят.
Но отчего спасают, это вряд
ли сами понимают до конца.

А мне бы боль телесную стерпеть.
А мне бы просто верить в эту смерть
и кровоточить дальше, чтобы впредь
не возродиться именем отца.

Но будет ночь в оконной раме плыть
и чей-то день о жизни скорбно ныть,
и шов на теле пожалеет нить -
взорвется красным пламенем творца.

Они надавят, выдавят… И вот
почти живая, съеден бутерброд ,
бульон испит, а выпить? В этот счет
не включено… Опять играю в жизнь.

А в заоконье небо, мир и ночь,
медведица в ковше хоронит дочь…
И как мне все земное превозмочь,
когда прошепчет мама - ты держись…

До сегодня дожил...

Копошится ветер в лицах,
листьях. Время выжить
крепким градусом. Случится,
что должно. Прости же
сам себя, в похмелье жадном
смысл оправдаться.
Что случилось, то и ладно,
время пять пятнадцать.
До сегодня дожил. Боже,
за такую милость,
даже ветру быть под кожей
истинно приснилось.
Ты не чувствовал прохлады
из-за страха выжать
сорок градусов проклятых…

Солнце стены лижет
и лицо твое. Стихает,
что казалось правдой.
Крепким кофе и стихами
новый день оправдан.

Ветер в бутылке

Ветер в бутылке.
Мы снова лишаемся истины,
выпить свободы теперь не дано никому.
Все эти правды о мире
в зачатье бессмысленны.
Каждой их них уготовано сеять
войну
без победителей, жертв ,
без живого присутствия.
В мёртвом безветрии нет вдохновения жить.
Время глаголет незримую нам конституцию -
право без права.
А где то всё так же лежит
рыцарь диванный, себя возомнивший апостолом,
правым мессией, карающим (мух на стекле)...

Ветру в бутылке не дОлжно
смиренным стать воздухом.
Грянет торнадо - конец и начало Земле.

Всего лишь кошка

Все хорошо и все идет как надо -
словам слава, а тишине покой.
Мне ваша дружба больше не награда,
когда невопрошающей рукой
приглажу кошку, брошенную вами.
Нет, нет - не злюсь, да что там говорить,
ее мурчанье не сказать словами,
но сердцем выпить… Некого винить
в придуманных богах, их слишком много,
глаголет каждый праведную весть.
Я продолжаю бессловесно трогать
живого тельца выцветшую шерсть.

И так легко , без боли, первозданно
течет момент по венам бытия.
Всего лишь кошка, из простых дворянок,
глазами Бога смотрит на меня.

Годики воробушки

Годики воробушки к осени теряются
В сырости пролесочка молодых берез.
На прощанье выпорхнут вдоль ржавелой рабицы,
Намекнув, у осени смерти не всерьез.

Выгорая красками, к ноябрю умается,
В лужах расплескается, будто навсегда.
Все ее наследие - развести сумятицу,
Прихватив в забвение и мои года..

Только возвращается воробьем подрощенным,
Что лучом из прошлого щедро обогрет.
Сядет тот на рабицу, но березы скошены...
Больше нет пролесочка, и меня уж нет.

Про думы

Курю... По бабьи день оплакан.
Не спится мне.
Но тишина теперь во благо,
Как первый снег.
Все к черту, думы бесконечны,
Под стать дневным.
По мысли в каждое колечко,
Пускаю дым.
И в горьковатом послевкусье
Из тысяч дум
Одна до смерти не отпустит -
Куда уйду...

Психоделическое

рыбы выходят на сушу
жарятся в сковородках
и застревают костями
в чьих-то голодных глотках

птицы сползают на землю
перьями, до щекотки
варятся в чьем-то супе
и застревают в глотках

чиркая спичкой надгробье
люди сгорают ловко
и не съедобен пепел
но застревает в глотках

Не читай моих мыслей...

не читай моих мыслей -
они уже все перечитаны
ты забыл, но придумал их сам
и во мне написал
ничего не случилось,
мой кофе всё так же горчит и мы
всё смеемся,
беззвучными ртами читая финал,

где по кончикам пальцев,
нескромно, последняя истина -
мне бы трогать тебя прямо в губы,
они говорят -
ты меня забываешь
в далёких галактиках мысленных,
ты придумал их нам,
заменяя свой собственный ад

я станцую твои оправдания
вздохами рваными
по затылку чужого "не надо" -
меня не читай...
там, по строчкам все ниже и ниже
бескровными ранами
начинается мой,
неопознанный шёпотом, рай...

Вот сломаюсь сейчас нечаянно...

Вот сломаюсь сейчас
нечаянно,
пополам или
четвертиной.
Буриме твоего молчания
днем сурка…
Я ищу причину
между следствием губ ,
по шепоту.
Немота,
как смертельный выстрел…
Ты не смотришь в глаза
и что-то там
сам себе обо мне
намыслил…

Бесполезные пули -
боль жива,
рыбьей хваткой глотаю
воздух
бесконечного дня…
О боже! Я
поломалась.
Целуешь?
Поздно…

(С) Оля Гусева, 2022

Свеча души

Одна для всех - свеча души.
Где бездна мрака заоконного
остановилась и шуршит
пером совиным - всё исполнено
от “после нас” до тишины.
И в перекрестье крыльев истины,
слова дыханий лишены,
потуги выспаться бессмысленны.

Четыре… Стрелки не идут.
Часы испуганно таращатся
на время вымерших минут.
Совиный крик судьбой окажется
всех нас , как целого в частях,
как пустоты в глазах смотрящего
за танцем смерти. День зачат
у темноты ненастоящего...

Во всех пытливых временах
свеча горит мольбой вечернею.
Мы просыпаемся, во снах,
чтобы хранить её свечение...

Я УМИРАЛ ЗДЕСЬ СНОВА...

Не надо мне ни храмов, ни кадил,
причастий в чью-то бороду не надо.
Я слишком много жизней проходил,
но слишком мало смертью был оправдан.

Надгробий в этом мареве не счесть,
а что под ними, разве это важно?
Капроновым букетам место есть,
да им не рад наивно-прыткий бражник.

Застыло всё, что двигалось вперед,
что в промежутках сердцем откликалось -
тик-так, тик-так. Здесь небо не прольёт
на мертвый мир нечаянную жалость.

Я не молился, не просил любви,
богатств и всякой прочей дребедени.
Но каждый раз во сне себя ловил
входящим в перекошенные двери

чужих грехов, распятых на кресте
и умирал здесь снова. И по правде
признаться - сам отчаянно хотел
вернуться в жизнь, но смертью был оправдан.

И плакать бывает весело...

Знаете, и плакать бывает весело.
Это как садо мазо…
Сначала язвишь -
ну здравствуй, депрессия,
кто сегодня наказан?
Сунешь язык в межзубие,
Выжмешь до искры тока.
Вот оно, наше безумие -
руками не трогать!
Стены шарахаются от меня,
у соседей затишье властвует.
Чокнутым доктором простыня -
здравствуйте!
Смех щекоткой до не могу,
истерика у подушки.
По кровавому языку
лепет в глухие уши.
И является кто-то в пустую брешь
с веревкой и мылом.
Выбор есть, просто врежь
добродетелю в рыло!
Сама себе разбила лицо,
оно смеялось…
И что такого? В конце концов
нашлась.. Такая малость -
в двух шагах от кровати
на кривом табурете.
Кто-то за стенкой - хватит,
у нас же дети!

Бывает...

Бывает,
отвернешься от всего
в депрессию подавленного
крика
и станет страшно,
одиноко, дико .
Любая мелочь грезится
уликой
вразрез себе.
И все бы ничего,
но отпечатки боли
не стереть,
не растворить , не выжечь.

Сколько, сколько
еще марать/мараться
чей-то скорбью
и убегать в себя
за новой болью?
И не спасает
маленькая смерть -
тревожный сон.

Как бабочки эффект,
отыщется вчерашний день
в кармане
уликой новой.
И меня не станет
ни завтра, ни во снах.

В чужом стакане
сто грамм вины,
но отпечатков нет.

Дрянное

* содержит мат*
***
поели, давай поспим
не гладя друг другу спин
не глЯдя в глаза детей
смелей
никто не узнает в нас
разбитых тарелок, фраз
приличных до зае.ло
назло
соседке, что так спешит
кому-то готовить щи
мы ужинать в ресторан
я дрянь...

Всему своё

Всему свое... А дни уже не те...
Мне снова выживать среди смертей
Бездушных листьев и безбожных лиц,
Завидуя судьбе крикливых птиц.

Кому-то в кайф и дождь за воротник,
Что без стыда к запретному приник,
И листопад, и мокрое пальто…
Но все не то…. не то… не то - не то!

Мне бы лететь - не птицей, но душой
Туда, где мир тоской не искушён…
Туда, где ночь из мыслей удалит
Осенних дней печальный колорит.

Туда, где день заменит крик души
Коротким и уверенным – «Дыши…»
.................................
Но тела гнёт к полету не готов....
Опять сушу промокшее пальто...