На ковре-вертолёте (Веталь-ь)

Зажевало кассету

Я спешил зайти разуму в тыл.
Дверь с ноги - прочь с петель! Не стучался.
я Володькой зачем-то назвался,
но на всякий усы всё же сбрил.

А теперь мне б копать, да дремать.
Нынче я на краю тьмы и света.
Но и тут зажевало кассету,
со всех звёзд цепь слетела опять.

Я забил в эту жизнь сто гвоздей
и ещё один - в сто математик.
Потускневший изрядно лунатик,
а в душе Чингачгук - Мощный Змей.

Рухнула туча в яму

Рухнула в яму туча,
выбросив кучу пыли,
злых междометий кучу
выплюнув в русском стиле.
Вижу - смурнее Небо,
вижу - бледнее ночи;
слышу, как просят хлеба...
Зрелищ? Нет, хлеба, точно.
Руки я заплетаю
хитрым узлом самурая,
зная, что дней трамваи
нас удаляют от рая,
помня, что за забором
колокол-мир всё глуше...
Но глаз искрит задором
и на макушке уши.
Выпили. Выбили зубы
мне и тому, другому.
Вилкой четырёхзубой
скребу по пустому тефлону.
Кончилась в хате водка -
спать, иль в ночной за счастьем?
Девочка в метеосводке
нам обещает ненастье.
Как дальше жить - не знаем.
Знать - так с тоски загнуться.
В новый день вновь по краю -
в ноль выйти, не споткнуться
о мёртвых грёз поребрик,
о синеву без меры,
да средь крестов, как в дебрях
не растерять бы веру.
Не комильфо снаружи,
да и внутрях непорядки.
Зная, что будет хуже,
с Небом играем в прятки,
жизнь исчисляем в лямах,
про чистоту забыли...
Рухнула туча в яму,
нас припорошив пылью.
_ _ _

Агент 000

"Под землёй чужд-мир роится -
муравьи воруют ртуть,
друг за дружкой, вереницей
тащут и в своих темницах
из той ртути варят жуть,
жутью кормят мать-царицу.

Мыши, плюнув на затраты,
роют на луне каналы.
Серой Армии солдаты
без календаря, без даты
в море Ясности рвут скалы
толом. В ЖКХ анналы
вводят бред и препараты,
вносят лепту, взнос немалый,
кляузы, раздор, сигналы
и, конечно же, квартплату.

Камень твёрд, крепка эмаль.
Облысев, зубная щётка
верещит: "Какая жаль!!"
И никак цепная таль,
вкупе с тросовой лебёдкой,
не натянут смысл на чёткость,
как бумага рвётся сталь.

Камень грызть, сталь рвать устал!
Вместо щей - жуть на обед,
ужин - враки, завтрак - бред.
Я сегодня всё смешал:
сроки проб, парсек, портал...
Ахинеей на десерт -
в лунный реверс тянем свет."

Шифрограмму передал.

Центр шифр забраковал,
посоветовал лечиться.
Резус-фактор напугал
коновалов в псих-больнице.
Медсестрички, пряча лица,
говорят - хирург устал...
Кто так кучно навтыкал
в мою куклу вуду спицы?
Как я диссидентом стал?

Вон!!
Уволили. Забыли.
В мир, где смысла - днём с огнём,
голого, больного слили,
из сетей всех удалили.
Я, обмазанный дерьмом,
вдаль побрёл своим путём.
Хорошо - не посадили.
_ _ _

Время

Семафорят огоньки,
в кучки сгрудившись забавно...
Кто поярче, тот и главный,
брит, брутален, в списке славных...
Резок звук, цвета резки...
Но секунды сквозь пески
мне посеребрят виски
безболезненно и плавно.

Жизнь - подобие борца,
в календарь вросла уныло.
Кармой зубы раскрошило.
Даты с плит дождями смыло.
Два раздюжих молодца,
в-имя Сына и Отца,
в ствол мой в сорок два кольца
вбили ржавое зубило.

И всплакнули небеса
молоком; к утру - кефиром.
От лактозы тучи шире.
За самбуку тверк мастырит
недешёвая краса,
ниже пояса коса,
хитрость в девственных лесах
спрятав, а невинность - в тире.

Утекают из страны
силы, от таблеток пачек.
Спину облизав удаче,
на провизоров батрачу.
Вкус войны, пустой сумы,
звуки, запахи тюрьмы -
всё навязано взаймы,
в свете -надцатой волны -
горе тем, кем путь лишь начат.
Мне печати не нужны -
отвечаю, пацаны.
Пусть по мне в лучах луны
кто-нибудь поплачет.

Та, что вечно рядом

Липкий и свербящий зуд
лёг на спину хитрым взглядом;
чую - эта муля тут -
та, что дышит где-то рядом.
Холод глаз и глубина,
прищур, искра искушенья
и вопрос в них "Хули-нна?!" -
зрения обмана звенья.

Когти внутрь вдруг убрала,
и подушками душила,
и слюной удобрила,
и резцами раскроила.
Разложила плоть и кровь.
Ветер разбросал в округе.
Всё.
Свободен!
Титры в бровь.
Буги-вуги!
Пойте, други:
"Будь рождён и съеден вновь!"
И в каком по счёту круге
ад мне веру даст в любовь?..

Та, что вечно рядом 2

Кратер язвы выжигает слово "муки",
"греет руки" на аджике и кровИ.
А здоровье, застеснявшись, руки-крюки
в перстнях боли прячет в муфте нелюбви.

И вот тут - она змеится, шасть под брюки
и давай там где попало ковырять,
издавая вой истошный старой суки,
той, дворОвой, что опять дурИт рожать.

Все надежды напитала смрадным ядом.
Злые мысли вязким муссом дыбят шерсть.
Дышит в ухо та, что постоянно рядом.
Видишь?
Нет?
Я тоже.
А она-то есть!

Злую, шалую, лишайную, больную
догнала уже почти "С косою мать".
Меня слышащего и себя глухую
притомилась жутким воем доставать,
утомлять своим присутствием вслепую,
наобум проклятья всуе навлекать.

Слёзы - градом, струпья - чистым снегопадом,
шерсть седая и линяет по весне...
Плюс - у той, что вечно рядом, вечно рада
боль печали звонкой нитью ныть в десне.

Выльет пули, после заколотит баки,
в шапку страхами чихает много лет.
С вошью вошь, сплотясь, обнимутся в сиртаки,
дружный страйк у тараканов в голове.

Чёрный юмор тонет в топи белой скорби.
Как слюна с клыков расплавленный свинец.
Ложью слизывает даты с плит-надгробий.
На такого зверя сдох давно ловец.

Когти-плуги в скрежет режут землю-память.
шерсть - палас (ковёр когда-то, нынче - нет).
Однокрыла (только б вспомнить и расправить).
Пистолетом хвост и хвОстом пистолет.

Язва-совесть не затянется, гноится.
Голова в расчёсах от сомнений-блох.
Глупо злиться на неё, она - убийца.
Ну, и тут, как говорится, хенде хох!

Для неё мы все - жующая скотина,
тонем в пятом океане Двести-грамм.
Для тянущей дней рутину зверь-машины
нет сетей, капканов, пуль и волчьих ям.

Пригвоздила взором нервным, воспалённым:
"Трус, признайся, не взирая, что ты - лгун -
и на вкус ты - верно - скверный, несолёный?
Твоя правда - крест зелёнкою на лбу!"

Недосказанность - приправою медвяной...
И ты тоже не спасёшься, не молись;
потому, что рядом та, кто вечно рядом.
Оглянись.

Алёша во мне

Разбились одежды,
сносились надежды,
невежа с невеждой
во мне спят, как прежде.
Как прежде зима. Как всегда - понедельник.
Бездельник,
проснувшись, нырнул в старый тельник.

Им всем (кто во мне) нужно много и сразу;
в меня, как на базу
любую заразу
притащут в зубах, будто дауны-дети;
тот рад сигарете,
а этот - конфете...
Но все эпикризы мы держим в секрете.

Гвоздём вбито в мозг и намотано на нос,
что Алексей - имя, Алёша - диагноз.

Хватил если лишку,
то Лёшку-мальчишку
с устатку - в остаток, из фишки - в излишки -
огней синих вспышки, без дна и покрышки!

Но чуть "за ум взялся",
похмельем взорвался,
с утра по квартире вписался
на галсах
в крутой поворот, так, что сам испугался.
Кондратий обнял,
как украл, пока крался
от серой зимы до сырого матраса.
Нет пива разлива. Я б спасся и с кваса.
Алёша в башке в расчленёнке сознался.
И хочется крикнуть: Конец! Зе энд! Баста!
Но мне на работу. Носки. Чайник. Паста.
И "Дастер".
В диспансер.

Никто не увидит, никак не узнают,
как из ничего мне за гланды бывает.

С таблички "Отлично" читается - "Скверно".
И в личку
прилично не пишет, наверно,
никто,
лет сто.

В сукно жребий брошен.
Алёшей.
Алёша в пальто.
Он хороший.
_ _ _

Крыша вкрай сползла

Крыша вкрай сползла на хате.
Протекает и своя.
Кроя крышу, крою матом,
берегов забыв края.

Вниз смотрю - сплошь поле брани,
всюду трупы - как ни глянь...
В жизнь, как в мышечные ткани,
пулей - матерная брань.

И засела в мякоть тела,
ковырять не вариант.
Жизнь уже обводят мелом.
Фарт - на фарш. Нелепый фант.

За улыбками оскалы.
Хайп - как шторм. В оценках сбой.
Тухлой тушей речь о скалы
изуродовал прибой.

Все, без свежих струй, - кастраты.
Путь - сплошная кривизна.
Ползарплаты на заплаты,
остальное -в- и -на-.

Крою всех, себя не слышу, -
чью-то маму аз воздам!..
И плыву, латая крышу,
по безбрежным матюгам.

Но! Уйду, ворчать не буду,
пОдняв вОрот у ворОт,
веря в Гаутаму Будду,
в Кришну и в Солнцеворот.

В просветленьи жду прощенья,
бросив пьяных закадык.
Бесы прессом очищенья
грешный мой прижмут язык.

Хлынет водопад сознанья
в реку светлых, чистых тем,
тем моё снискав признанье.
В добрый час. Адам улен.*
_ _ _

Адам улен - человек умер

Местные мысли

Все мысли без идей и флага
и от мигрени до люмбаго,
как местной гопоты ватага -
тупые, но на острие.
Эй, местные! Достали, урки!
Ваш ор, разборки и окурки,
того гляди - сведёте в дурку,
блатные дети АУЕ.

Собрать бы местных в одном месте,
всех вместе в жутком хоррор-квесте
и, хорохорясь в дерзкий гонор,
развеять хором этот хоррор.

Чуть местный - и в поэты целит.
- Без вас давно б расцвёл в лице я.
Для альтер эго панацея
из Цацкопецкого лицея.

В мой кроткий мир нагнали мути,
смятенье чувств взболтав до жути.
Мне фиолетово по сути
на злой ваш ультрафиолет.
Ведь с вами я прекрасно-красно
шагну на "красный" и напрасно
меня стреножили, я страстный
и в инфракрасных мой памфлет.

Забыл при всех размазать сопли,
урвать от пирога кусок ли,
за рейтингами марш-бросок ли
не сдюжу - сыплется песок?..
Кто сдох?! Побрейтесь, критиканы!
Списать со счёта пока рано.
Хоть мне ваш счёт по барабану,
до лампочки, наискосок!

Акуна мататА - короче!
Я днём забил на вас. А ночью
среди смурных, дурных и "прочих"
найду безбашенных друзей.
А вы, читатели, не очень
меня клеймите и песочьте;
лайк ставим, жмём на колокольчик,
бросаем в шляпу сто рублей!
_ _ _

Амнезия-терапия

Сердце рвёт стенокардия.
Постарела с телом мрия.
Самозванка терапия
налетала сто часов.
Пластилиновые крылья...
Отче наш и Маmma Мiа
добывали амнезию -
амнезия налицо.

Реки трёпа, спама, рэпа...
Вист без крапа, стрейч без крепа...
Гнутой вилкой чешим репу.
Всех по матери певцов
на экране обласкали,
рейтинги расти устали,
амнезию добывали...
Амнезия налицо.

Сном крещенским не умыться.
Рэп без мата, креп без ситца.
Аффилированные лица
ловко врут - всё на мази.
Веруем. Спешим поститься,
забытьём святым напиться.
Амнезия-мастерица.
Амнезия.
Ам-не-зи...
_ _ _

Выгнали

Вырос? Не узнать? Поправился?
Дядя День и тётя Ночь!
День скоромный мне представился
постным вдруг и выгнал прочь.

Машут трубами вслед крыши мне.
Я же на своей волне
путь держу во Всеуслышанье
по промёрзшей Тишине.

Лыблюсь треснувшим арбузом.
Грех сегодня мне не враг.
Втоптан в землю стыд кургузый.
Шире лыба! Шире шаг!!

Серым драпом заполошится
небосвод и станет груб.
Тишина хрустит и крошится,
точно ослабевший зуб.

Бью эрекции минутные
о характера броню,
а мыслишки неуютные
лепсо-хрипло прогоню.

Думы тесные и лишние
в состоянии войны...
Я иду во Всеуслышание
по осколкам Тишины.

Время 2

В колбе сыплется песок
измельчённой фракцией.
Стрелки бешеных часов
мчат, как свора гончих псов,
за железным зайцем.

Между шестерней-пружин
нет субординации.
Лязг пружин и хруст всех жил,
стрелок бег судьбу кружит.
Этот бег с препятствиями.

Мчат секунды на износ
под веков овации
в море пыли, дыр и звёзд,
Вероникиных волос...
Гибнет разум нации.

Всё на слом и вся под снос.
Смерть цивилизации
слепит блеском тысяч кос.
Будда, Шива и Христос
в шоке и прострации.

Человечий род дорос
до деноминации.
Ряд нолей над кнопкой "Сброс".
И с кого по сути спрос,
что не тянет паровоз?
Шпалы скорчились в вопрос.
Всё жирнее санкции,
в кои списки дьявол внёс
нежность влаги ранних рос,
с ветки спелый абрикос,
майский цвет акации...
_ _ _

Вкус речки

Разрядилась обойма
и ушла в молоко.
В дельте устья и пойме
всё вдова, всё клико.

Заряжу вновь обойму.
Жду с Кавказа Арго.
Всё на сердце спокойно,
всё шато, всё марго.

Я живу здесь с разбега.
Ствол остыл воронён.
Не напьюсь этой негой,
всё дом, всё периньон.

Песнь журчащего лета
разве ж можно на кон?..
Не напьюсь этим светом,
всё блан, всё совиньон.

Я за мир, я - пацифи,
в воду брошу пистоль.
Прочь, сарматы и скифы!
Всё година, всё поль.

Вкус смакую казачки,
обнимаемся вброд!..

Изабелла мстит в пачке,
чёрный лекарь добьёт.
_ _ _

В новых кроссовках

Вышагиваю ночью
я по чужому городу.
Пахучие и сочные
ем громко бутерброды.
Асфальт целуя, кроссы
испачкаются, жалко -
ведь новые.
А босый
ни кротким, ни хабалкам
я задарма не нужен...
Чуть пьян. Чуть-чуть простужен.
Слегка помят, подержан.
Чуть что, не очень сдержан.
Высокомерен в меру.
В миру в мир в Мире верую.
Занудный, злой и склочный.
Но, чёрт возьми, не конченный!
Талантливый до ручки!
До женских ног охочий...

Шмыгаю носом,
мечтаю о лете...
Не надо с вопросом
о сигарете.
Не курю я. Не курю!
И тому уж год другой.
Я по-русски говорю?
Лучше заспеши домой!
Топай мимо, пьяный брат,
Обосную и боксёру,
как я снова жизни рад
до упору. До усёру!
Оборотов мне не сбавишь,
вряд ли слижешь настроение.
Пьёшь и не подозреваешь -
утром бац и день рождения!..

Любите, братья-сестры, Мир,
не стыдно и не сложно.
Любите крыши, чтоб без дыр,
а пол - чтоб противоположный!

Груз - за борт!
Ориентир - лайт!
Беды по плечу.
Я - Джулия Ламберт.
Жизнь равно инсайт.
Я её хочу!
Я сам себе те персонажи,
что поздравят с деньрожденьем,
я сам по уши измажу
мордочку свою вареньем.
Не за горами день и час,
когда компресс, алоэ, мазь...
Но не теперь, но не сейчас.
Goodbye, my love! Целую. Князь.
_ _ _

Новая скука

С утра проснусь, заранее скучая.
Лежу. Курю. С усилием встаю.
Без аппетита выпью чашку чая.
Собраться в целое себе я не даю.

Идиотизмом свой характер закаляю, -
всё время то ликуя, то скорбя...
Вид создаю что здесь, что размышляю,
за что потом и похвалю себя.

Вялое, унылое лето,
встрёпано и еле одето.
Но самолюбие не задето
этого лета.

Сижу. Курю. Медлительно. Нарочно.
На недочитанный смотрю я том.
И то, что сделать требуется срочно,
я бесшабашно сдвину на потом.

Не пишут мне, но я уйду на почту.
Светить осталось никому в прихожей бра.
Напрасно уверяю себя в том, что
на завтра будет слаще, чем вчера.

Пьяное, засохшее лето,
глупое и явно с приветом,
душит жаром нас с того света.
... Это лето.
_ _ _