Прокатов Семён - стихотворение «Меня Одесса памятью питает…»

Мишка - одессит

Широкие лиманы, зеленые каштаны,
Качается шаланда на рейде голубом...
В красавице Одессе мальчишка голоштанный
С ребячьих лет считался заправским моряком.
И если горькая обида
Мальчишку станет донимать,
Мальчишка не покажет вида,
А коль покажет, скажет ему мать:

«Ты одессит, Мишка, а это значит,
Что не страшны тебе ни горе, ни беда:
Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет
И не теряет бодрость духа никогда».

Изрытые лиманы, поникшие каштаны,
Красавица Одесса под вражеским огнем...
С горячим пулеметом, на вахте неустанно
Молоденький парнишка в бушлатике морском.
И эта ночь, как день вчерашний,
Несется в крике и пальбе.
Парнишке не бывает страшно,
А станет страшно, скажет он себе:

«Ты одессит, Мишка, а это значит,
Что не страшны тебе ни горе, ни беда:
Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет
И не теряет бодрость духа никогда».

Широкие лиманы, сгоревшие каштаны,
И тихий скорбный шепот приспущенных знамен...
В глубокой тишине, без труб, без барабанов,
Одессу покидает последний батальон.
Хотелось лечь, прикрыть бы телом
Родные камни мостовой,
Впервые плакать захотелось,
Но комиссар обнял его рукой:

«Ты одессит, Мишка, а это значит,
Что не страшны тебе ни горе, ни беда:
Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет
И не теряет бодрость духа никогда».

Широкие лиманы, цветущие каштаны
Услышали вновь шелест развернутых знамен,
Когда вошел обратно походкою чеканной
В красавицу Одессу гвардейский батальон.
И, уронив на землю розы,
В знак возвращенья своего
Парнишка наш не сдержит слезы,
Но тут никто не сважет ничего.

Хоть одессит Мишка, а это значит,
Что не страшны ему ни горе, ни беда:
Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет,
Но в этот раз поплакать, право, не беда!

Я за Одессу вам веду рассказ,
Там драки с матом и без мата,
И если вам случайно выбъют глаз,
То этот глаз уставит вам Филатов.
Здесь каждый камень чем-то знаменит,
Здесь все поэты или поэтессы.
Утесов Леня — тоже Одессит,
И Вера Ибнер тоже из Одессы.
Багрицкий Эдуард был Одессит,
И здесь же он слагал стихотворенья.
А Саша Пушкин тем и знаменит,
Что здесь он вспомнил «чудное мгновенье».
А Миля Гилельс? Кто ж его не знал,
Его всегда дразнили — Милька Рыжий,
И что он за Одессу забывал,
А помнил только Лондон и Париж.
А Додик Ойстрах? Чтоб он был здоров,
Его же вся Италия боится,
Под звуки скрипки Додик был таков,
Что им Одесса-мама вся гордится.
Моряк в Москве имеет бледный вид,
Качаясь, словно стебель на бульваре.
Одесса огоньком его манит,
Вернись скорей, моряк, к любимой маме.
Одесский вор он тоже знаменит,
С ворами мира никакого сходства.
Япончик Миша, пусть он был бандит,
Но сколько в нем печати благородства.
Или возьми, к примеру, Беня Крик,
На Молдаванке короля все знали.
Какой размах, какой бандитский шик,
Знакомство с ним за гордость почитали.
Я за Одессу вам веду рассказ,
И за нее играет моя лира.
И верю я, что недалек тот час,
Когда Одесса станет центром мира.

Одесский язык

Идиш в нем и бритиш перемешан.
И молдавско-русский наворот,
Но в тени акаций и черешен
Именно его и знал народ.

Не изыскан пусть, зато он сочен —
Словно спелый плод стекает с губ.
Он и в приблизительности точен.
Не обиден, если даже груб.

Ах, как он умел распространяться
Среди всех рожденных здесь — подряд!
В нем соленый привкус интонаций,
И степных акцентов аромат,

И певучий общий дух наречий
Всех тут "наследивших" за века:
Диалектом пенистым расцвечен,
Радостным раздольем говорка.

Стольких анекдотов, стольких песен,
Голосов лишились бы и книг,
Будь не общепринятым в Одессе
Мой родной, чтоб я так жил, язык!