Суровицкая Анна Юрьевна - стихотворение «Чудо»

Чудо

Автобус

Опять поворот, и снова качает -
Автобус несётся по горной тропе,
Отблески солнца в стёклах мелькают,
Тут забываешь о серой толпе...

Неизвестность наводит порядок,
И ты не грустишь, а смеёшся.
И мысли снова не уходят в упадок.
"Тут хорошо". Поймёшь - Улыбнёшся.

И пусть погода играет как хочет,
Пусть идёт дождь, мерцает гроза,
Тут я в безопасности... Точно!
И на щеке, от этого, счастья слеза.

И все голоса, всё неважно...
Вот, заежаем в тоннель,
Немного темно здесь, и страшно,
Но здесь только ты, и автобус теперь.

А там росою трава игриво блестит,
И листья деревьев шелестят так несмело,
У ветра будто бы проснулся утренний аппетит,
И он перед автобусом гоняет пыль то и дело.

И на душе так спокойно и чисто,
Будто бы тихая гавань и летний легкий бриз,
Все неудачи - осенние листья,
Ветер сорвал их, и те канули вниз.

Проехали горы, оставив их позади,
И виден закат... Что такое..?
Огнями встречает город нас впереди.
Неужели вечер? - Здесь время ускоряется втрое.

Вот звёзды... луна показались из туч,
Опять подарив радость глазам,
Они будто достав с неба ключ,
Открыли дверь магии и чудесам.

Вот и этот день близится к концу,
Он был прекрасен и мил,
Скажу спасибо природе-творцу,
За то что не пожалела красок и сил...

Военный архив

Дом, как старая крепость,
Здесь никто не живёт,
Никогда не ночуют,
И никто не поёт!

Сквозь окошки – бойницы
Чей – то ласковый взгляд
Никого не встречает,
Здесь лишь книги стоят,

В этих книгах есть столько
Страшных, минувших дел,
Всё пропитано кровью,
Болью гибнущих тел.

Книги те не расскажут,
Как тоскливо в ночи
Им людей дожидаться,
Волком вой, иль кричи!

Никого не пускают
В тот военный архив
И никто не узнает
Тайны скрытых в нём «див».

Белая гвардия

Словно с гулом кружащийся смерч,
В пятнах крови повязки на ранах,
Эскадрон пробивается в Керчь,
На корабль уходящий в туманы.

Им не стоит коней торопить,
Хоть и держатся всадники гордо,
Но всё больше уснувших в степи,
И всё меньше оставшихся в сёдлах.

К водопою наперегонки,
Где в овраге ручей говорливый,
Обагрённые кровью клинки
Вытирают о конские гривы.

Пряча раны под потным бельём,
Оглянуться назад не дерзая,
Где шурша в тишине ковылём,
Кони ищут по стонам хозяев.

На востоке полоска видна,
Надо силы собрать уезжая,
Дышит в спину пожаром страна,
И уже не своя, а чужая.

От причалов ползут корабли,
Словно кровью, закатом облиты,
А в степи давит конь ковыли,
Потерявшим подкову копытом.
.............................

Там привязаны кони уздой к фонарям,
Сделан выбор, поручик, и дался он трудно,
В неизвестность уходим по бурным морям,
Зря наверное мы торопились на судно.

Горяча под рукой рукоять палаша,
Всё, что было - вчера, ничего на сегодня,
В полосе за кормой тонет чья-то душа,
Вместе с верным конём - опоздавшие к сходням.

Остаётся на честь и на верность лимит,
Но не надо пророков, не надо мессии,
Парохода труба надо мною дымит,
Закрывая завесой больную Россию.

Мы ещё на чужбине отплачем по ней,
На чужих берегах в похоронные будни,
Дай нам Бог не стрелять благородных коней,
Не выискивать лица знакомых на судне.

Торопиться не стоит, спеши - не спеши,
Здесь не будет перины, а просто полати,
Где-то там, за кормой, половинка души,
На трёхгранном штыке у кого-то из братьев.

Там ещё выбирают для черни вождей,
Здесь, над мачтой струится туман пеленами,
Гривы волн за кормой, как табун лошадей,
Всё стремятся за нами, стремятся за нами.

........................................

Пора бы забыть, и уже не жалеть ни о ком,
Отречься от прошлого в жизни приняв перемены,
Тот год високосный скатился змеиным клубком
В холодные воды Парижской, дымящейся Сены.

Тоска по России, в которой не те времена,
И где тот корабль под Андреевским флагом на рее,
В Париже весеннем, цветами торгует княжна,
Букета в корзине фактурно собрать не умея.

Похоже, что в ручках когда-то держала иглу,
И платье заштопано тонко, со вкусом как будто,
А штабс-капитан оставляет цветы на углу,
Чтоб можно продать эти розы ещё раз кому-то.

На тумбе бумажки почти что прозрачны на свет:
- Ищу сослуживцев, на фронте командовал ротой.
- Владеет французским, непьющий, военный, корнет,
Умеет шофёром, но ищет любую работу.

Ещё поднимается где-то Андреевский флаг,
И горны играют, встречая французские зори,
А там, на востоке, уже заселяют ГУЛАГ,
И строят ограды скрывая от всех лепрозорий.

Висит над страною махорочный, жёлтый налёт,
И блекнут цвета, в серой жизни, на лицах, в одежде,
Россия жива, и она никогда не умрёт,
Но в ней не бывать благородству такому как прежде.


Ещё темно, на Сен - Жермен - де - Пре
Готовят кофе и пекут батоны,
Течёт в прохладном воздухе амбре,
Ванильных нот на памятник Дантону.

Над мусорным контейнером пожар,
Горит бумага - старая газета,
А на углу задумчивый клошар
Похож на загулявшего поэта.

Кафе " Де Флор", кюре сосёт винцо,
Манкируя своим духовным саном,
И женщины скуластое лицо
Над чашкой кофе с тёплым круасаном.

Простой костюм, вельветовый берет,
Блузон с большим, широким, пышным бантом,
Не торопясь, пассажем " Сент Андре"
Сюда идут поэты, музыканты.

Для женщины наверное престиж,
Просиживать с художниками днями,
Врастая в этот ветренный Париж
Славянскими надёжными корнями.

Но что-то ей покоя не даёт,
Она как будто сжатая пружина.
Сегодня ожидается полёт,
К Парижу недоверчивых снежинок.

Сливаясь вместе, замедляя бег,
Когорта туч спускается всё ниже.
Славянка ждёт, когда закружит снег,
Нормальный снег над чувственным Парижем.