Стихотворение Ирины Самариной-Лабиринт «Младенцы, рождаясь, плачут...»

Младенцы, рождаясь, плачут...

Если всё плохо, то, значит, ещё не конец...

Если всё плохо, то, значит, ещё не конец…
Это всего лишь начало большого пути.
Камешек к камешку – можно построить дворец.
Если же нет – в шалаше можно счастье найти.

Жизнь в ипотеке, так Бог выдаёт, уж прости.
То, что даёт, отбирает в итоге назад.
И вот на этом, порою, нелёгком пути,
Сам выбираешь, чтоб в будущем – рай или ад.

Бог проверяет, да так, что не веришь порой
В то, что такие мучения Он посылал.
Кто не сломался, не кинулся злобою в бой,
Тот и спасётся, такой вот понятный финал.

Как же смириться с потерями, болью, враждой?
Как же простить и врагов, и неверных друзей?
Просто поверить, что Бог постоянно с тобой,
Близких людей, без причин, обнимая сильней…

В жизнях чужих каждый третий – буддийский мудрец,
Только в своей зачастую и смысл не найти…
Если всё плохо, то, значит, ещё не конец…
Это всего лишь начало большого пути.

Меня обходили десятой дорогой...

Меня обходили десятой дорогой
Все те, кто от правды бежал…
Мне было обидно сначала немного,
Что в спину вонзили кинжал
Когда-то родные и близкие люди,
Что стали чужими сейчас…
Но я их простила, а время рассудит,
А небо урок преподаст…

Меня обходили десятой дорогой,
А я всё молилась за них…
Чтоб бес их сметённые души не трогал…
Чтоб ветер сомнений утих…
Чтоб стали счастливее, стали добрее,
И чтоб не желали войны.
Они оправдать преступленья сумели,
Но это не снимет вины…

Меня обходили десятой дорогой
И сыпали грязь за спиной,
Но грязь не страшна, если верится в Бога…
Нельзя опускаться душой
В чужие грехи, в пожелания злые…
У каждой души свой наряд.
На ком-то наряды снаружи святые,
А в сердце завистливый взгляд…

Меня обходили дорогой десятой
Несчастья и беды со злом…
Я в собственном счастье сама виновата,
А вы виноваты в своём…

Поэма «Безумие»

Календарь скукожился, устал,
Дни ушли в историю столетий.
Я пропал, в безумие упал,
Между строк не вижу междометий.

Говорю с надрывом, на износ,
Я ищу слова на цепь событий.
Мысли скачут, бегают вразброс,
Моя речь сановней и маститей.

Не пойму, зачем и почему.
Я ищу суть истины соитий,
Кто-то шепчет в ухо: посему.
Связь порочная – душа наитий.

Не мечтая, рассуждаю вслух,
На окне гардины шевелятся.
Я сижу на корточках в углу,
В потолок наверх глаза косятся.

Стрелки подгоняют время к двум,
За ресницами дрожат зеницы.
За глазами чувства наобум,
Циферблат задумчиво дымится.

Я лишенец, горя ученик.
На спине копаются мурашки.
Научило время, соль постиг,
На лице надрез и две подтяжки.

Дверь трясет, грызутся голоса,
И в проёме ёмкая фигура.
На ковре рисунок палача,
Улыбаюсь, тихо балагуря.

Моя совесть покидает ночь,
Где мечта купается в стакане.
Я пытаюсь чувства превозмочь,
Кошка допивает грог за нами.

Память ищет чувства в беготне,
Ранит дней, уставших вереница.
Прячется от ужаса во сне
Ночь в ночи – корявая блудница.

Вижу на стекле – сплошной коллаж:
Голова змеи горит в глазницах.
В середине плачет жуткий глаз,
На оконной раме в сонме лица.

Собираю мысли, бормоча,
Капли бьются, падая из крана.
Наливаю двести первача,
На душе кровится злая рана.

Заблестела в золоте волос,
С перепуга рыжая щетина.
Выпиваю двести как за сто,
Одиночество глаза морщинит.

Кто-то рвется из утробы вскачь,
Мои страхи бегают в стремленье.
Я пытаюсь волей дух запрячь,
Позабыв вчерашние сомненья.

Размахнулся – вижу рикошет,
Мой соперник, моя тень смеётся.
Бьет меня, в руке блестит стилет,
Смерть за мной на цыпочках крадётся.

Нагнетаю страхом свой маразм,
Отбиваюсь, бой даю вприсядку.
Тень визжит: «Добьём ворюгу враз!»
И душа бьёт, радуясь, в сопатку.

Слышу за спиной зловещий смех,
Мои силы стали покороче.
Тень орёт: «Его убить не грех», –
Примеряюсь, бью опять что мочи.

Одиночество-подруга, мразь,
Бьёт кувалдой по ноге, сверяясь.
Пропадаю. Я испуган, злясь,
Вижу в зеркале обрубок рваный.

И душа строптивая в упор
Мне плюёт в глаза и, ухмыляясь,
Я держу в руках большой топор
И стою напротив, не виляя.

Я стараюсь тень ногой убить,
И ловлю глазами взгляд в проёме.
Все равно вам силой не добить,
Пусть фонтаном льётся ругань в доме.

Я харкаюсь кровью, суечусь.
Тень устала бегать, отбиваясь.
С одиночеством в надежде бьюсь,
Гневом от бессилья обливаюсь.

Наливаю всем по двести в час,
Память горькая, страда-сиделец.
Я прошу: не надо резких фраз,
Мне в проёме чудится пришелец.

И душа, бесстыжая мещанка,
Зашипела: «Вот он, супостат».
Говорит: «Была ему служанка».
Вместо слов проклятье, перемат.

Говорит: «Я стала оборванкой,
День и ночь блудила напрокат.
Негодяй, паскудная поганка,
Он порвал мне платье, виден зад».

Моя суть от злости матерится,
Гость смеётся: «Перестань орать!»
Тень моя по-доброму кривится,
Надоело драться и страдать.

Достаю аптечку и бинты,
Делаю укол и ставлю чайник.
С одиночеством душа на «ты»,
За столом втроём, напротив – странник.

Я вступаю в разговор, смеясь,
Кто не первый – первый начинает.
Одиночество с душой, бодрясь,
Вытирают слёзы, обнимают.

Вы едины вместе, но не вместе.
Ну, скажите, что у вас стряслось?
На каком, скажите, перехлёсте
Ваша дружба резко стала врозь?

На пороге счастье загостилось.
Не впустили и, наоборот,
Не родили – значит, не родилось.
В половодье не искали брод.

Меланхолия внесла разруху,
И депрессия сковала жизнь.
Сумасшествие залезло в ухо:
Я безумием своим гоним.

Время пишет, время – для грехов.
Обманулся и нашёл измену.
Не хотел быть грешным без рубцов.
Я грешил, молился феномену.

Мне милее зависть, чем восторг,
Я поставил гордость на колени.
Мне ханжа поближе, а не лорд.
Я отрезал пальцы без гангрены.

Разорвал на сердце две аорты,
Улыбался, не скрывая зло.
Мне по нраву твёрдость и экспромты,
Я мечтал, но мне не повезло.

Я пойду в дурдом с Наполеоном
И увижу строй его солдат.
Мы устроим там любовь с наклоном
И подскажем, где дорога в ад.

Мы поскачем на врачах галопом,
Скручивая губы узелком.
Оскопим лекарствами, не скопом,
Лучше негодяи с кошельком.

На коленях, у кривых зеркал,
Я одно увидел наизнанку:
Чёрт на скрипке полонез играл,
Бесы танцевали спозаранку.

Разрывая жилы, вены рву,
Здесь считают время виртуальным.
Сам себе застенчиво шепчу:
«Я сижу на лошади с изъяном».

Я хочу любить одно, своё,
Обнимаю тень, себя ломая,
Я люблю зело и просто зло,
Ночью в гости ведьму зазывая,

Я люблю слова. Где любят лесть,
Становлюсь пониже, может вровень.
А ещё люблю места, где месть.
И с луной сижу на небосклоне.

Я хожу за дьяволом с опаской,
Опахалом отгоняю мух.
Он умён и он со мною ласков.
Люди распускают гадкий слух:

«Он частями покупает душу,
Платит хорошо, готов вперёд.
Иногда он летом любит стужу,
Он не лицемерит и не врёт».

Я купался и ходил по морю,
Просыпался и бежал опять,
Был на Каракумах и Босфоре,
Научился чувства опреснять.

Снились белой ночью чёрный конь
И седло с каймой из красной кожи.
Дождь просил у облаков дисконт,
И земля твердила: «Будь построже».

За венком слова, на сердце память,
Сохнут слёзы, и скорбит любовь.
Эпитафия – печать на камень,
Голая душа без каблуков.

Комплексы порочные из детства,
Честь порой – смешная самоцель.
Жизнь канючит на погосте место,
Саван белый – вечности постель.

Я – исчадие людских грехов,
Мне реальность убивает душу.
По ночам дежурю у мостов,
Выворачивая страх наружу.