Новые статусы про общество (Страница 3)

При олигархии правители, стоящие у власти, будучи богатыми, не захотят ограничивать законом распущенность молодых людей и запрещать им расточать и губить свое состояние; напротив, правители будут скупать их имущество или давать им под проценты ссуду, чтобы самим стать еще богаче и могущественнее.

Я выросла, я стала другой, критерии оценки парней возросли и в моё общество попадают избранные. Из 100 парней я выбираю одного для любви и максимум двух для дружбы!

Народ, делая дела, приближаясь к их завершению, постоянно портит их, а если ты так же осторожен в конце дела, как и в начале, тогда не испортишь его.

Лишь по поступкам людей общество может судить об их добродетели.

Несчастна та страна, которая нуждается в героях.

Я полагаю, что для граждан гораздо полезнее, когда все государство процветает, чем когда отдельные лица живут в довольстве, целое же разрушается.

Чтобы постигнуть сущность народа, надо быть государем, а чтобы постигнуть природу государей, надо принадлежать к народу.

Ни один народ не смог бы выжить, не производя оценки — что есть добро и что есть зло; чтобы сохраниться, должен он оценивать иначе, нежели сосед его. Многое, что у одного народа называется добром, у другого слывет позором и поношением... Многое из того, что здесь именуется злом, там облекалось в пурпур почестей.

Народ, порабощающий другой народ, кует свои собственные цепи.

О, сколько царств, сжимавших мир! Природа
Глядит с улыбкой на державства эти:
Нет, не цари — ее родные дети!
Пусть гибнут троны, только б дух народа,
Как феникс, ожил на костре столетий!

Народ, зависящий от воли одного человека, не может сохраниться, да и не заслуживает этого.

Нация, которая не может управлять собою, но отдает себя в рабство собственным вожделениям, будет порабощена другими хозяевами, которых она не выбирала, и будет служить им не добровольно, а против своей воли.

Внеобщественный человек не может иметь морали.

Не может быть свободен народ, угнетающий другие народы. Сила, нужная ему для подавления другого народа, в конце концов всегда обращается против него самого.

Любовь к отечеству совместима с любовью ко всему миру. Народ, приобретая свет знания, не наносит тем ущерба своим соседям. Напротив, чем государства просвещеннее, тем больше они сообщают друг другу идей и тем больше увеличиваются сила и деятельность всемирного ума.

Самодержавие народа — самое страшное самодержавие, ибо в нем зависит человек от непросветленного количества, от темных инстинктов масс. Воля одного, воля немногих не может так далеко простирать свои притязания, как воля всех.

Нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворить притязания знати, но можно — требования народа, так как у народа более честная цель, чем у знати: знать желает угнетать народ, а народ не желает быть угнетенным.

Монастырь — это темница, куда ввергают тех, кого общество выбросило за борт.

Что говорится в народе, то, не имея определенного автора, становится как бы общим достоянием.

Гений, ум и дух нации обнаруживаются в ее пословицах.

Две вещи делают человека богоподобным: жизнь для блага общества и правдивость.

Недостаточно сказать гражданам: «Будьте добрыми!» — надо научить их быть таковыми; и даже пример, который в этом отношении должен служить первым уроком, не есть единственное необходимое здесь средство. Любовь к отечеству всегда действенна, ибо всякий человек добродетелен, когда его частная воля во всем соответствует общей воле; и мы с охотою желаем того же, чего желают любимые нами люди.

Если брать этот термин в точном его значении, то никогда не существовала подлинная демократия и никогда таковой не будет. Противно естественному порядку вещей, чтобы большее число управляло, а малое было управляемым. Нетьзя себе представить, чтобы народ все свое время проводил в собраниях, занимаясь общественными делами, и легко видеть, что он не мог бы учредить для этого какие-либо комиссии, чтобы не изменилась и форма управления.

Только то общество, в котором народ пользуется верховной властью, есть истинное вместилище свободы.

Когда детей нет, отношения мужчин и женщин — это их личное дело, не касающееся ни государства, ни соседей.

Великой нацией нас делает не наше богатство, а то, как мы его используем.

Нет ничего более привычного, чем рассуждать о человеке в его едином государстве и национальных отношениях, поскольку ведь он связан с тем или иным обществом по рождению или натурализовался в нем; но вот рассматривать его как гражданина мира, как жителя единого мира, проследить его родословную чуть глубже и увидеть основание и предназначение его в самой природе — это может показаться каким-то замысловатым и чрезмерно утонченным рассуждением.

Если между великими, так называемыми цивилизованными, нациями не установится мир, то можно без преувеличения предположить, что всех постигнет одинаковая судьба и каждая страна, участвующая в войне, канет в вечность...

Трагедия нашего поколения: нас учили, как вести себя в приличном обществе, а само приличное общество так и не сформировали!

Всякая нация может и должна учиться у других.