Публикации пользователя «fregatten-capitaen»

Приполярный вальс

Вы спускались на город нежданной октябрьской снежинкой.
Я был поднятым в воздух опавшим осенним листком.
Нас холодный поток подхватил над асфальтом в морщинках,
и мы ринулись в небо, взмывая в витке за витком.

Этот танец нам ветер устроил совсем не случайно
среди тысяч снежинок и листьев с лысеющих крон.
С мимолётной частичкой зимы закружившись нечаянно,
мы играем две роли, как в пьесе Мальвина с Пьеро.

Листок и снежинка вальсируют в небе,
взаимным круженьем миг жизни продлив.
Листок и снежинка… Наш танец нелепый,
наш танец последний не виден, не виден с земли.

Всё короткое лето был узником ветки зелёной,
а сейчас, умирая, кручусь пятипалой рукой.
Оторвавшись от ставшего голым высокого клёна,
я в свободе волшебного танца взмываю легко.

Нагоняет арктический воздух осенняя вьюга.
Друг от друга разносит студёным дыханием нас.
Я прощаюсь с тобой, с невесомою белой подругой.
Пусть останется тайной для всех наш невиданный вальс.

Листку и снежинке почудилась близость
но счастья минуты, увы, коротки.
Их танец случился по воле каприза
полярного ветра в прорыве тоски...
… показать весь текст …

Никудышный день и вставочная дребедень

Из "Монолога тополиного листа".

...Так прошлый день, лишенный интереса, годится лишь для вставки в новый сон...

Нина Баландина


Вчера осыпал старенький осокорь
листву, как ржавой масти чешую.
И помрачнел он, стоя одиноко
у инффернальной речки на краю.

Прошедший день теперь неинтересен:
вчера – с листвой, сегодня – нагишом.
Не спеть им нынче шумосбродных песен
с растущим рядом другом-камышом.

А впереди – полгода непогоды:
промёрзнет ствол от комля до ветвей.
Куда деваться… Квантовость природы
всегда сокрыта в сброшенной листве,

уже лежащей мокнущей желтухой
на вечный пир червям, ползущим к ней.
Осенний запах, прелый и протухлый,
негодной вставкой грезится во сне,

в котором всё смешалось стылым ветром:
и тополиный листик, и стиши,
и мозговых извилин миллиметры
в прожилках огербаренной души.

Осенний блицкриг

Город осени сдался без боя,
Хоть еще холода не пришли...

Татьяна Парсанова


Преамбула.
Холода задержались в походе
и теплынь в графоманском мозгу.
Раздражают капризы погоды
тех, кто гонит извечно пургу…


Осень вновь наступает армадой
на безликий смурной городок.
Ей не нужен ни штурм, ни осада:
предсказуемым будет итог.

Драйва нет у осенней пехоты:
ведь никто не стреляет по ней.
Воевать городку неохота –
он открыт для троянских коней.

В нём не будет военных трофеев:
нет извилин и мысли пусты.
Их обрывки мелькают как феи,
да в супах кипятятся коты.

В закоулках, промокших и сирых,
свалки затхлых и мусорных рифм,
сквозняки в опустевших квартирах
и разбитые в хлам фонари.

Сверху мрачная туча зависла,
испуская рои белых мух.
Город взят безо всякого смысла:
он не нужен, увы, никому…

Стоматологическая топонимика

Покатаю во рту горошком
Эти буквы, играясь с ними,
Назову твоим именем кошку...
Ну и что ж, что мужское имя?

Юлия Зазимко



Мне импланты поставил доктор:
леденцы разгрызаю в крошки,
а вот буквы катаю долго,
как засохшую дробь горошин.

Тренирую язык массажем,
только слюни текут наружу.
Я салфеткою их размажу,
стихотворный размер нарушив.

Кошка истово пайку клянчит,
теребя мне подол халата.
Всё, достала! Я Вискас спрячу
и пошлю её смачно матом!

Но от бестии нет покою:
рвёт когтями портьеры с тюлем.
Может имя ей дать другое?
Не Альбертом назвать, а Юлей???

Грызть осталось совсем немножко,
хоть и нёбо уже припухло…
Позабавлюсь с кликухой кошки,
как когда-то игралась с куклой.

Безнадёга

Огорошил конверт казённый.
В нём прислали ей «форму двести»…
Сын причислен там к вознесённым
в мир иной, но с клеймом «безвестно».

Бланк заполнен рукой небрежно.
Сразу видно - насквозь фальшивый.
Жизнь теперь уж не будет прежней.
Так она для себя решила.

Год искала его останки
по тылам в морозилках моргов.
Ей шипели не раз - Отстаньте!..
И от этого было горько.

Госпитальные бюрократы,
безучастность штабная к людям.
Мать любые пробьёт преграды
и отчаиваться не будет.

Наступают в борьбе пределы.
Безнадёга змеёю влезла.
Видно, где-то сыночка тело
в хищной пасти войны исчезло,

как на капли распался иней,
разогретый теплом весенним.
И осталось лишь только имя
да молитвы о воскресении.

Награждён посмертно

А ему не узнать и ему всё-равно,
что зачислен посмертно в Герои.
Жизнь оборвана, будто бы плёнка в кино,
и сейчас его в глину зароют.

Опустили в могилу... И комья земли
заплясали по цинковой крышке.
Тихий голос комдива: - Спасти не смогли...
Ты прости нас, прости нас, братишка!

На подушке из бархата блещет Звезда,
отражая светило в зените.
Он на грудь не наденет её никогда:
может быть, лишь в гравюре гранитной.

Поменять бы случайный высокий почёт
на полвека несбывшейся жизни.
Только смерть открывает погибельный счёт,
забирая сынов у Отчизны.

У полковника в горле застряли слова.
Смог сказать: - И один в поле воин...
Вдруг завыла волчицей бесслёзно вдова,
грянул залп караульного строя.

Дух от хвои в наставшей внезапно тиши
запах водки заглушит привычно
во помин улетевшей на небо души,
там, где нет ни наград, ни отличий.

Наваждение

Он на бруствер упал как подкошенный:
в грудь вошла смертоносная сталь..
Сверху солнце слепящей горошиной
убегало в багровую даль.

Двадцать лет уместились в мгновение
скорых кадров немого кино,
но почудилось прикосновение…
- Это мама… Я рядом, сынок…

Словно в детстве недавнем ладошкою
провела по неслушным вихрам.
- Потерпи, хоть и больно, хороший мой…
И растаяла эхом в горах.

Грохот боя сменился беззвучием,
будто кто-то ослабил тиски.
Влезла смерть пеленою ползучею,
как змея в неживые зрачки.

Мир накрыл безразличия саваном,
но атакам не видно конца.

Где-то жизнь зарождается заново
по вселенским законам Творца…

Военным врачам

Если в бою не погиб – может кто-то дотащит
до брезентовых стен госпитальной палатки в тылу.
И, возможно, окажутся лишними цинковый ящик
да листок "формы двести" с печатями в нижнем углу.

Тарахтит генератор, дымя острой дизельной гарью.
Свет мигает несносно, в сердцах матерится хирург.
Стало нечем дышать в лазаретном тошнотном кошмаре.
Банки кофе и курева снова не хватит к утру.

По фамилиям галки поставлены в списках счастливцев,
и «трёхстотых» уже распихали во чрева бортов,
но из памяти вырвать нельзя искажённые лица
перебитых мальчишек под белой одеждой бинтов.

Эх, послать бы войну эту нах и не резать по нервам,
да от жуткой работы по-волчьи не выть по ночам.
Только душит солдатиков злая костлявая стерва,
не давая ни шанса на отдых военным врачам.

Грубо требует с них непомерно высокую плату
за победу над смертью, почти ежечасно, война.
И всплакнёт медсестричка в забрызганном кровью халате.
А в суточных сводках не пишут врачей имена...

Примечание автора.
"Форма № 200" - извещение о смерти.
«Трёхсотый» - груз №300 на штабном языке.
Он означает раненых, которых следует перевезти
в стационарный госпиталь после операций,
сделанных в полевых условиях.
… показать весь текст …

Демьяныч

Демьяныч сидит на завалинке,
и гладит любимого пса.
Он нынче расправился с «маленькой»
и с толком смолит самосад.

Он выпил за то, что сложилось бы
и сын возвратился с войны.
А то, у семьи Новожиловых
в могилках спят парой сыны.

Хоть вести приходят тревожные,
ан, неча их в ступе толочь.
Все домыслы пустопорожние
он гонит, как водится, прочь.

Жена у иконы с лампадою
молитвы читает святым.
Листва в палисаде нападала,
на клумбах завяли цветы.

Поклёвана крыша сороками,
подгнили венцы по углам.
Война затянулась со сроками,
а все не под силу дела…

Бессонница нынче наведалась,
и приступ случился седьмой.
Он справится с этими бедами,
коль сын возвратится домой.

Взвивается в синь предвечернюю
густой самокруточный дым.
Под звёзд небосводным свечением
он вспомнит себя молодым.

Судьбу матернёт окаянную,
притопнув ногою хромой.
Давай пожелаем Демьянычу,
пусть сын возвратится домой…