История из жизни - Видео

Роменская Мадонна

Посвящается матери- героине Александре Авраамовне Деревской, единственной в мире женщине, которая воспитала 48 детей-сирот

Из Ленинграда прибыл эшелон.
В эвакуацию на Ставрополье
Сирот измученных доставил он.
Глаза детей, наполненные болью.

Дистрофики, живые мертвецы,
Что на ногах не могут удержаться.
Всех разобрали по домам жильцы.
Оставив самых слабеньких семнадцать.

Их горожане не хотели брать.
Да разве этих выходить возможно?
Лишь многодетная взяла их мать
К себе в семью, семнадцать, безнадёжных.

Потом сестёр и братьев забрала.
Решив, что деток разлучать негоже.
Семья большая с каждым днём росла.
Дружней и крепче становилась тоже.

Всех Александра хочет обогреть,
Она не может поступать иначе.
Спокойно жить и просто так смотреть,
Как без любви и ласки дети плачут.

Когда узнала, тяжело больной
В больнице есть младенец истощенный,
То сироту взяла к себе домой
И молоком поила кипяченым,

На печке грела, ночи не спала.
Он выжил, став чудесным карапузом.
Мальчонку чудом женщина спасла.
Ведь дети- это счастье, не обуза.

А он ходил за нею по пятам,
Держась за юбку длинную упрямо.
ВитькА прозвали Хвостиком тогда.
Он ни минуты жить не мог без мамы.

И женщину с прекрасною душой,
Широкой и поистине бездонной,
Хранительницу той семьи большой,
Прозвали люди Роменской Мадонной.

И сорок восемь воспитав сирот,
Им посвятила жизнь мать- героиня.
Она в сердцах детей своих живёт.
И каждый помнит дорогое имя.

А на могильной мраморной плите
Той женщины родной, любимой самой,
Под подписями всех ее детей
Начертано: «Ты- наша совесть, мама».

Мухтар

Андрей боялся этого момента.
В глазах собаки преданность и грусть.
-Тебя не взять на борт без документов.
Прости, я скоро за тобой вернусь.

И вот уже объявлена посадка.
Погладил он овчарку на ходу
И на часы опять взглянул украдкой.
-Побудь, дружище, в аэропорту.

Прошу вас, присмотрите за Мухтаром.
Лететь я должен, пропадёт билет.
Неприхотливый он, хотя и старый.
И торопясь, шагнул за турникет.

Взревев мотором, оторвал колеса
Их "Суперджет" и в небеса понёс.
И он не видел, как по полю нёсся
За самолетом, задыхаясь, пёс.

Упав без сил, скулил, на небо глядя,
К своим богам собачьим вопия.
-Хозяин, жизнь отдам тебя я ради.
Прошу, вернись скорей. Ну как же я?

Его поймать пытались, он не дался.
Готов он лишь хозяину служить.
Шли дни, недели. Так Мухтар остался
У полосы бетонной взлетной жить.

И каждый день в том месте, где встречали
Своих родных, коллег или друзей,
Был пёс с глазами полными печали,
Внимательно глядевший на людей.

Не пропустить хозяина-задача.
Андрей за ним приехать обещал.
Пёс верил, что не может быть иначе,
И снова рейс с надеждою встречал.

Его жалели на аэродроме.
-Мухтар, бедняга- вот твоя еда.
Но никого не подпускал он кроме
Бортпроводницы Нади никогда.

Найти его хозяина пыталась.
Писала письма, тот не отвечал.
Ослеп Мухтар, оглох и шерсть свалялась.
Но неизменно каждый рейс встречал.

-Ему осталось жить совсем недолго.
Почти не ест, хромает, облысел.
Как не поймёт, что ждать давно нет толку?
Жаль, бедолагу- говорили все.

***
Сел самолет из Омска утром рано.
Оставив поле лётное вдали,
Неся баулы, сумки, чемоданы,
Спеша на выход, пассажиры шли.

Стоял погожий теплый день весенний.
Шел человек в пальто немолодой.
Давно он дома не был. Вдруг в колени
Ему уткнулся старый пёс седой.

Забилось сердце, вспыхнуло пожаром.
Собаку он давно не вспоминал.
В глаза слепые он смотрел Мухтара.
Андрея тот по запаху узнал.

-Прости меня за то, что не приехал.
Жизнь не сложилась, трудно объяснить.
Я за достатком гнался и успехом.
Но ничего уже не изменить.

Тебя я предал, нечего лукавить.
Случилось много горестей, невзгод.
Один остался и не мог представить,
Что есть на свете тот, кто меня ждёт.

Он опустился неспеша на землю
И пса к себе счастливого прижал.
Ему казалось, что собака дремлет.
Мухтар не спал. Он больше не дышал.

Рыжий оберег

Весенней веяло простудой,
Промозгло щурились дома...
Он появился ниоткуда
И завязалась кутерьма.
Видавший виды в передрягах,
Лохматый, вислоухий пёс -
Простая рыжая дворняга
Решил заняться мной всерьёз.

Быть может, прошлую хозяйку
Ему напомнила слегка,
Он стал резвиться без утайки,
В нелепых радостных прыжках.
То убегал, то приближался,
Нам стало резко по пути.
И в тех лихих собачьих танцах
Причины вовсе не найти.

Он обгонял меня дорогой
И, обернувшись, стойко ждал.
А чтоб никто чужой не трогал,
Тревожным рыком отгонял.
Собачьей преданности пылкой
Вовек блондинке не понять!
Сияло солнышко улыбкой,
На сердце зрела благодать.

Струился день серотонином,
Тревоги таяли, как снег
Притормозив у магазина,
Сказала: "Рыжий оберег,
Ну, что ж, ты жди, попутчик верный.
Колбаску точно, заслужил.
Восторг был попросту безмерный,
В момент её уговорил!

Он проводил меня до дома
И замер с просьбою в глазах.
- Мы целый час уже знакомы,
Мне по-собачьи он сказал:
- Я буду тихим и послушным.
Нам в жизни, явно, по пути,
Быть может, вам подумать нужно? "
А я ответила:
- Прости....

Ноктюрн Шопена. Наталья Карп

В «Списке Шиндлера» есть такой эпизод: узница лагеря смерти играет ноктюрн Шопена на празднике в честь дня рождения коменданта, и тот, покоренный искусством пианистки, соглашается сохранить ей жизнь. Этот эпизод основан на реальных событиях: узницей, обязанной своей жизнью ноктюрну Шопена, была знаменитая еврейская пианистка Наталья Карп. Она умерла 9 июля 2007 года в возрасте 96 лет.

Она пыталась гнать все мысли прочь,
И не мигая в потолок смотрела.
Последняя, мучительная ночь
В бараке в ожидании расстрела.

Воспоминанья плыли в голове,
Ей было никуда от них не деться.
Цветущий сад, росинки на траве,
Уроки фортепьяно в раннем детстве.

Улыбки мамы, дедушки, родных,
Взгляд мужа, кто не выжил под бомбежкой,
Сегодня утром она встретит их.
Осталось подождать совсем немножко.

***

Там неизвестность, а здесь- сущий ад,
В который немцы Краков превратили.
Разденут донага, построят в ряд
Перед траншеей. Выстрел. И в могиле.

Конвейер смерти. Тысячи людей
Уничтожают в лагере злодеи,
Не пощадив ни женщин, ни детей.
Умерщвлены должны быть иудеи.

Фанатик, крови жаждущий, решил,
Что все евреи- "недочеловеки".
И изверги без сердца и души
Безумие творят в двадцатом веке.

Концлагерь Плашов. Комендант- садист,
И зверь таким жестоким не бывает.
Собственноручно яростный расист
Евреев ежедневно убивает.

***

За ней пришли. Что ж, так тому и быть.
Но не на казнь. Наталью удивило -
Приказано немедленно прибыть
К Амону Гёту узнице на виллу.

В честь дня рождения преподнести
Должна «сюрприз» злодею пианистка.
Сегодня Бог дал шанс ей жизнь спасти.
В разгаре праздник в доме у нациста.

Как много тостов произнесено,
В мундир нарядный, белый облаченный,
Пьет комендант игристое вино,
И замирает сердце заключенной.

Коснулся гребень спутанных волос,
Ей парикмахер делает прическу.
"Играй, же, Сара!"- в зале раздалось.
"Спаси меня, родная Матка Боска!"

Так женщин всех еврейских, до одной
Всегда фашисты «Сарой» называют.
Деревенеют пальцы и волной
Ее холодной страха накрывает.

Она с тех пор, как началась война,
Почти четыре года не играла
На фортепьяно. И теперь должна
Сыграть. Но что? Наталия не знала.

В душе несчастной происходит спор,
Кругом веселье. Её выбор труден.
Ноктюрн Шопена до- диез минор,
Наполненный печалью. «Будь, что будет!»

***

Она коснулась клавиш чуть дыша,
И звуки нарастали постепенно.
О чем стонала, плакала душа
Передавала музыка Шопена.

Тоска и боль, и горечь от утрат,
Ночной луны холодное сиянье,
Гроза в ночи, и молнии разряд,
И в дымке сумрачной воспоминанья.

Молитву пел оживший инструмент,
Ее душа стенала и страдала,
Немели пальцы и в любой момент
Она подспудно выстрел ожидала.

Наполнив зал щемящею тоской,
Пронзали сердце трепетные ноты,
Сливались звуки в скорбный хор людской,
И возносились в звёздные высоты.

Звучала пьеса жалобно, как плач,
Как ветра вой у брошенной могилы.
«Ты будешь жить»- проговорил палач
В безмолвной тишине, что наступила.

Как страшный сон, закончилась игра.
Жизнь спасена, спасибо тебе, Боже!
Она решилась: «А моя сестра?»
И душегуб ответил: «Она тоже».

Какие струны дьявольской души
Задел ноктюрн? Неужто в ней есть чувства?
Но факт свершился. Она будет жить.
Ее спасло Великое Искусство.