Стихи Георгий Скрипкин - Гражданская лирика (Страница 2)

Край родной

Я приехал в край родной,
под пригляд озерной сини.
Здравствуй, здравствуй, милый мой,
миротворный и красивый.
Здравствуй, нежная листва,
здравствуй, птах неугомонный.
Завязь каждого куста
голосит весенним звоном.
Разливается тепло
по натруженным суставам.
Как же в жизни повезло,
что все это мне досталось.
Свежесть утренней росы
освежит мое сознанье.
И история Руси
пробежит в воспоминаньях.

Новое служение

Представился я веку двадцать первому.
И мог бы, но в двадцатом не остался.
Своими оживающими нервами
я новому служению отдался.
Россия, возрожденная Россиюшка,
к тебе я в услужение прибился.
Возьми мою не траченную силушку
и опыт, что с годами накопился.
Я сердцем поделюсь и не задумаюсь,
и боль твою принять не заробею.
Живя твоими праведными думами,
я сделать невозможное сумею.

Я горжусь российским парнем

Я горжусь российским парнем,
защищающим державу.
У него в петлицах память
боевой солдатской славы.
На его плечах погоны
с атрибутикой Победы.
И презумпция закона,
что писали наши деды.
На его фуражке совесть
в горделивом оформлений.
Он идет в наряд по зову,
по сердечному веленью.
И я верю, что надежно
охраняются границы.
Даже если невозможно,
он до смерти будет биться.

Злопыхатели

Вы все горазды осуждать
и сыпать солью недовольства.
Пинком сомнения поддать,
вкусив однажды вседозвольства.
Послушать вас, так вы спецы
во всех делах, в любых науках.
Где точных знаний дефицит,
там вы с поганой бочкой слухов.
Для вас не писана мораль
и не предписаны законы.
Вам что дерьмо, что пастораль,
что рюмка водки для разгона.
И вы опасны для страны
не тем, что злостью голосите,
А тем, что слугам сатаны
составить партию хотите

Беременность Отечества

Коляски розовые, синие, зеленые,
И в каждой будущее Родины сопит.
Они пока что озорные, несмышленые,
Но очень многое им завтра предстоит.
Ну как же радует беременность Отечества
И материнские счастливые глаза.
Я сочетаю это с жизненною вечностью
И не позволю надавить на тормоза.
И пусть российская глубинка оглашается
Неумолкающим ребячьим озорством.
И ничего, что детям многое прощается,
Им не простится даже малое потом.

Скорбь по погибшим

Столп на Дворцовой, ангел на вершине.
Видна печаль в букетиках цветов.
Невинных жертв крылатая машина
взяла с собой в хранилище веков.
Скорбит страна, поникли петербуржцы,
мокра брусчатка площади от слез.
Не голосят лихие трубадуры,
притихший Зимний прикрывает лоск.
Людской поток безмолвен и печален,
но он сплочен единою бедой.
Вдруг в тишине рыданья зазвучали,
и взбудоражил звезды бабий вой.
И вместе с воем в небо устремились
частички душ рыдающих людей.
Мой милый ангел, сделай божью милость,
Пускай падет безжалостный злодей.

Моим друзьям

Мои друзья, порой мне так вас не хватает.
Я вспоминаю те года, что красились мечтой.
Тогда к неведомым мирам мы смело улетали
И бесшабашной суетой корявили устой.

Тогда меняли брюки клеш на клепаные джинсы,
А разрешенное тангО на пресловутый джаз.
И не хотели сознавать конца беспутной жизни,
А от навязчивых красот дурманились в экстаз.

И вот теперь я вам пишу из данного сегодня,
И приглашаю помянуть всех тех, кто не дожил.
Погибли многие из нас не в мании угодных,
А чтоб лучилась на земле идей достойных жизнь.

Истерия

Истерия, истерия, истерия.
Вирус ненависти впрыснут в подсознанье.
Перешел вкусивший власть от говорильни
К перекрою мирной жизни наизнанку.
Истерия выворачивает души,
Истерия нынче с рабским послушаньем.
Вкус насилия пьянит и разум глушит.
А без разума — история без шанса.
А без разума кровавые разборки
С частоколами кладбищенских повторов,
Безразличие к свалившемуся горю
И кощунственное пиршество восторгов.
Но наступит час расплаты над насильем,
Мир осудит отмороженных ублюдков.
Я уверен, знамя правды над Россией,
Потому что в ней живут такие люди.

Корысть

Корысть — заразная болезнь,
Она страшней других пороков.
Ее подпитывают лесть
И зависть, ждущая под боком.
Корысть из тьмы выводит страсть
С нелепой жаждою наживы.
И, осмелев, имеет власть
Над нервом совестливой жизни.
Корысть с предательством на ты,
Предать — не грех, была б доходность.
Глаза не ест зудящий стыд,
Не треплет робкая нервозность.
Корыстолюб имеет знак,
Знак барыша немалой доли.
Его не трудно распознать
И излечить, была бы воля.

Ложь

Есть ложь во спасение, есть ложь от испуга,
Есть ложь — отторжение от лучшего друга.
В заначке политиков есть множество видов.
Есть лживость для нытиков, есть ложь для элиты.
Потоками лживости смывается правда.
И нет уже живости в общении с собратом.
Мадам Лицемерие выходит на сцену,
Кичится размерами, пеняет на цену.
Речами слащавыми дурит слабовольных.
Сливает на шалости убойную вольность.
Преступные каверзы питаются ложью.
Страницы discovery сомнения гложут.

Люди добрые

Люди добрые, земляки мои,
Перестаньте вы харахориться,
А не то мороз грянет холодом,
Да метелью злой ветер кинется.
Ветер кинется, снег завьюжится,
Занесет вокруг все тропиночки.
Не найдет пути милый к милочке,
В танце свадебном не закружится.
Не закружится, не обнимется,
Поспешит домой не целованный.
И закончится родословная
На краю села его именем.
Так покайтесь же перед Господом,
Распахните вмиг души грешные.
Растворятся в тьме злые лешие,
Добры ангелы будут в гости к вам

Время новых мечтаний

Перевернул еще одну страницу
в своей поэме отшумевших лет.
Исчезла в небе старая зарница,
а вместе с ней былых мечтаний след.

Но будоражат новые мечтанья,
на свет выходят новые стихи.
В них не найдешь ни чинопочитанья,
ни резких слов о резвости стихий.

Зато любовь купается в объятьях,
струится нежность с возбужденных уст.
Несется в мир нектар рукопожатья,
которым я излечиваю грусть.

Санкции

Сидит мужик американский
и рубит сук, на чем сидит.
Он не один, такой засранец,
сидит с Европы троглотит.
Топор в руках американца
кромсает в щепки толстый сук.
И нет управы на поганца,
его, быть может, вознесут.
Быть может, сделают героем
за череду топорных дел.
Но говорят, рубить — не строить,
здесь явно виден беспредел.
А сук все тоньше, щепок больше,
и вот уже знакомый треск.
Засранец взвыл от резкой боли,
похоже вовремя не слез.

Сколько жизней...

Сколько жизней прошло через сердце?
Сколько судеб коснулось души?
То от меда хмелел, то от перца,
То слезой увлажнял, то сушил.
Не скупился на таинство прозы,
раздавал поэтических птиц,
не жалея ни горла, ни позы
в окружении обкуренных лиц.
Я не ждал лицемерных подачек
от урвавших Пегаса чинуш.
И не лез безголово за сдачей
во спасенье замаранных душ.
Не жалея таланта и силы
с чистым сердцем, с открытой душой
воспевал святомудрость России
с не кричащей людской добротой

Влюбленным в небо

Кто был с небом один на один,
тот влюбился в него и, конечно,
сохраняет до самых седин
бесконечную к небу сердечность.
В непогоду летит к небесам
сквозь грозу и свинцовые тучи.
Подчиняясь земным голосам,
он считается самым везучим.
Распростертое небо в ответ
выдает голубую взаимность.
И везунчик на смертном одре
восклицает небесное имя.
Не прощается с небом пилот,
одаренный счастливой судьбою.
Завершая последний полет,
возгорает на небе звездою.

В объятиях веры

Моим стихам отмерен долгий век.
Они цветут с Великою Россией.
Добреет с ними русский человек.
Душа от них становится красивей.

Звончей родник, что выпорхнул из недр.
Сочней трава на фермерском подворье.
Слабей вершит свои потуги ветр.
Морской прибой не злобствует на взморье.

И я готов надежду рифмовать,
Ей посвящая целые поэмы.
Легко в объятьях веры созидать,
Неся в народ восторженные темы.

Российскому барду

Дрожит струна, застыла песня,
И в рифме брешь, и порван нерв.
Табун коней стоит на месте
на свой манер.
Абсурдна мысль вернуть начало.
Спасенья нет, готов ответ.
Но не прикроет покрывало
ушедших лет.
Остались жить в открытой книге
Правдивость слов, конкретность дел,
Большой заряд в коротком миге,
что он воспел.
Навзрыд камнями плачут горы,
Взрыхляя снег, колючий снег.
Поэта боль пустила корни,
мы чище с ней.
Вся жизнь усыпана шипами,
И только смерть, прошла без проб.
Последний путь уводит в память,
ведет в народ.

Бесправие

На политической Голгофе
распяли правду, как Христа.
Враньем обмазанные профи
скупили теплые места.
Над сворой загнанных арбитров
глумится денежный мешок.
Носитель чести будет битым –
кричит назначенный божок.
И свора западных шакалов
вершит преступно-страшный суд.
По их бессовестным мордалам
им, к сожаленью, не дадут.

Пагубное услужение

Противно видеть мир, смотрящий по-плебейски,
жующий компромат из лживого дерьма,
трактующий канон совсем не по-библейски.
В таком обличии мир не светоч, а тюрьма.
Бесправная тропа ведет на вымиранье.
Безмолвное добро курирует карт-бланш.
Преследует людей не божье наказанье,
а взбалмошная цель с надеждой на реванш.
История гласит – такая цель опасна,
но разум все слабей в коварном море лжи.
И мысли не о том, как сделать жизнь прекрасной,
а только об одном – как лучше услужить.

Читателям своим

Читателям своим я рифму посвящаю.
За вязью первых строк я вижу их глаза.
Их доброе тепло душа моя вмещает.
И хочется идти вперед, а не назад.

И хочется творить, не ведая покоя.
Копытом ритмы бьет мой преданный Пегас.
И я не тороплюсь Пегаса успокоить,
и отгоняю мысль про творческий запас.

Мне больно видеть

Мне больно видеть, как мой друг
не тот источник выбирает
И ест из потных лживых рук,
все то, что недруги швыряют.

Все то, что гложет наш покой,
грызет житейские основы.
Все то, что тщетно испокон
стремятся вдеть в венец терновый.

Сильна предвзятая молва,
коварно пущенное слово.
И вот уже крушит волна
следы достоинства былого.

И вот уже ликует червь,
служитель яблока раздора.
И вот уже глумится чернь
над светом общего восторга.

Облака, облака

Облака, облака, вы откуда плывете?
Почему не остались в далеких краях?
В свой высокий полет вы меня не зовете,
Оставляя лишь тень на российских лугах.

Как хочу я взлететь и умчаться за вами.
Как хочу обозреть милый край с высоты.
Мой душевный порыв не опишешь словами,
А без искренних слов не озвучишь мечты.

Я пытаюсь найти в вашем белом безмолвье
Отражение той, что дарует покой.
Но цветы полевые в моем изголовье
Не хотят соглашаться с набежавшей тоской.

Младенческий полет

Я Россиюшку родную
вольной птицей облетел.
Пил медовую хмельную
и покрепче, что хотел.

Раскрывал свои объятья
перелескам и лугам.
И дарил рукопожатья
молодым и старикам.

Завлекал стихом молодок
на духмяный сеновал.
Не искал в пучине брода,
в преисподней пропадал.

Но обратно выбирался
на целительный большак.
Покаянью отдавался
не всерьез, а просто так.

И Россиюшка терпела
мой младенческий полет.
То ль журила, то ли пела
озорным журчаньем вод.

И за милое журчанье
я ее благодарю.
С поэтическим звучаньем
ей поклоны отдаю.

Почему нам жить спокойно не дают?

Почему нам жить спокойно не дают?
Почему картинно бряцают оружьем?
Неужели всех потерь не сознают?
Неужели мир с Россией им не нужен?

Но ответов на вопросы лишь один –
всюду видится российская угроза.
Заправляет барышами господин,
у которого агония на грезы.

У которого раздел больших земель
застилает неизбежную реальность.
А желание Россию заиметь
превращается в бредовую банальность.

И с такими не получится дружить,
потому что их история не учит.
Нам всевышний предлагает не тужить,
но держать надежный щит на всякий случай.

Тебе б на конкурс красоты...

Тебе б на конкурс красоты,
Сверкать при свете рампы.
Тебе б встряхнуть свои мечты,
Познать земную радость.
С твоих хмельных зеленых глаз
Стряхнуть бы поволоку.
Поверь в любовь хотя бы раз,
Сбеги от злого рока.
Своей улыбкой озари
Пещеру прозябанья,
Возьми у утренней зари
Букет очарованья.
Умойся вешнею водой,
Утрись лучами солнца,
Смахни с головки молодой
Угар ночей бессонных.
Присядь, немного погрусти,
Вернись на время в детство.
Последний шанс не упусти -
Бесценное наследство.

Предвыборная мишура

На майках носят – нет войне,
а в мыслях грезят бойней.
Завязли ложью во вранье
с фальшивкою убойной.

Швыряют гадости в страну,
что годы их кормила.
В упор не видят новизну,
на западе их милость.

Живут по принципу врагов –
чем хуже, тем им лучше.
С заокеанских пирогов
их речь сильней и круче.

Но я надеюсь на народ,
что выдержал лихое.
Он правду матушку поймет,
не выберет плохое.

Выборы 2018

Весенний день, людские ручейки
спешат заполнить праздничный поток.
Нам отставать, конечно, не с руки.
От нас зависит выборный итог.

И мы несем надежду на алтарь
и веру в то, что звездным будет путь.
Сплотились так, как собирались встарь,
стремясь достойно вырваться из пут.

Утренний выход

Стаканчик крепкого винца с похмелья хватанув,
На бледность грустного лица улыбку натянув,
Я вышел в утренний бомонд на питерский проспект
Я в срок к тебе явиться мог, а мог и не успеть.
С утра мне было все равно: другая, или ты
Со мной отправится в кино, а может быть в кусты
С утра мне было наплевать на нудную мораль.
Я сам себе был кум и сват, поэт и дерзкий враль
Я жертвой был и палачом, был мудрым и глупцом
Всерьез не думал ни о чем, залив мозги винцом
Но грянул выстрел, словно взрыв, с площадки крепостной
И мой безнравственный порыв присыпало листвой.
Ударил выстрел холостой, напомнил о часах.
Я сам себе сказал,- "постой, разуй свои глаза".
Я сам себе сказал,- "не смей транжирить время зря.
Найди заряд в своем уме и действуй для добра.
Взгляни на новый Петербург без пошлой мишуры
Глотни нектар житейских бурь и выйди из норы.
В душевной песне расскажи про радость трудных дней.
Про то, что честно будешь жить для Родины своей".

Мой самолет

Мой самолет медлителен и стар,
Но я люблю его глухое пенье.
Он, словно зверь, рычит от нетерпенья
Вначале взлетки вырулив на старт.
Его надежно держат тормоза,
А он ворчит и пыжится до взлета.
Уже готов к большому перелету
И перед ним свободна полоса.
Мой самолет в наборе высоты
Через разбег, отрыв, уборку шасси.
Любой полет - его большое счастье.
Он с облаками в воздухе на ты.
Он не парит, а чувствуя штурвал,
Летит вперед по заданному курсу.
Его полет не повод для экскурсий,
Он свой маршрут годами познавал.
Меня хранит он много-много лет.
Он верен мне от взлета до посадки.
За эту веру я не пересяду
На новый лайнер. Нет, конечно, нет.

Земля и небо

Я в небо улетал уже не раз,
Но в небе никогда не оставался.
С земли не отводя уставших глаз,
На зов ее мгновенно отзывался.
И не было такой голубизны,
Что разум доводила до забвенья.
На Землю посмотрев со стороны,
Я нес с небес добро и откровенье.
А вырвавшись истерзанным из туч,
Обильно нашпигованных грозою,
Молился на земную красоту
Перстами в окровавленных мозолях.
Мне дороги и небо, и земля.
Для неба я готовлю свою душу.
Но в небо не спешит душа моя
И с телом на Земле еще послужит.