Новые цитаты великих людей про себя (Страница 10)

Я очень везучий. Многие уже давно пошли на дно, а я все еще держусь на плаву. Иногда мне даже начинает казаться, что я продал душу — и забыл об этом.

Лучше всего я делаю три вещи — свою работу, глупости и детей.

Я — Скорпион, увлекающаяся натура, у меня мерзкий и скорее неуживчивый характер. Отсюда многие мои неприятности в жизни.

Мне понадобилось десять лет тяжёлых усилий, чтобы заставить людей забыть, что я всего лишь симпатичный парень с красивым лицом. Это была тяжёлая схватка, но я её выиграл.

Меня долгое время считали легкомысленным придурком. Я действительно не образован, не следую общепринятым правилам поведения. Правда, что в самом начале я продвигался ощупью, как слепец. Но по прошествии многих лет я за всё сполна рассчитался – ведь платить надо за всё! – и обрёл «второе зрение». И внезапно – ты заметил? – прекратились все насмешки. Вчерашние шутники лишь в недоумении покачивают головами.

Вот откуда мои резкость и запальчивость. Мой сволочной характер существовал всегда, теперь он стал ещё хуже. Из своего затворничества я выхожу лишь по делам. Совершив набег на внешний мир, я снова уединяюсь в своей крепости и поднимаю мосты над окружающими её рвами. Чтобы тебя любили, надо всегда улыбаться, перед всеми расшаркиваться, добиваться всеобщей благосклонности, носить в портупее своё, пусть лживое и фальшивое, сердце. Улыбаться важнее, чем быть самим собой. Но пресмыкаться – не в моём характере. Потому что тогда человек утрачивает свою личность. Она становится подделкой, превращаясь в прыгающее через обруч по чужому свистку, существо. Утверждая, что являюсь звездой, я имею ввиду следующее: мне нравится быть первым, я не скрываю этого. Но я стремлюсь к этому не из мелкого тщеславия. Я хочу, чтобы меня считали звездой в знак признания моих трудов, упорства и заслуг.

Я ранен, — как и все, — но у меня нет права жаловаться на судьбу, я создан из ран и потерь, как и многие другие люди в своей жизни. Такова жизнь, и она может быть жестокой. То же самое я сказал моему сыну Энтони. Все стало сложнее, утратило ту простоту, что была в его детстве, или в моем. Но мы не должны жаловаться. Это то, что касается меня, и я иду вперед, помня об этом.

Меня спрашивают «Что вы испытываете, когда в фильме держите в руке револьвер?». Это вызывает у меня смех. Ибо револьвер, который я держу в фильме, и тот, которым я пользовался в Индокитае, не одинаковые. К этому надо прибавить и то, что в фильме рука не дрожит.

Я суров с окружающими меня людьми, с теми, кто работает со мной, но я столь же суров и к самому себе. Это не извинение, а, скорее, смягчающее вину обстоятельство. Мне хочется, чтобы все в работе определялось профессионализмом. Это не каприз, не попытка доставить себе удовольствие. Я люблю свою работу и стараюсь делать ее как можно лучше.

Любят меня или нет — не важно. Но если бы не любили, то давно сказали бы об этом, и тогда бы я ничего не стоил.

Я никогда не боялся денег и известности. Головокружение у меня может вызвать сознание того, что все это, в сущности, ничего не значит. Подобную ясность сознания я называю «раком ума». Оно-то и укрепляет мое убеждение, что все это лишь карточный домик, ветер. Шоу-бизнес. Что я не заслуживаю всего мною достигнутого. Насколько справедливо все это? У меня есть определенный взгляд на вещи и людей. С моей точки зрения, заслуженные люди это не актеры, певцы, художники, а те, кто всю свою жизнь посвящает добру, оставаясь по большей части никому не известным.

…но я и не принадлежу к той части людей, кто считает, что счастье — постоянное чувство. Это абсолютно относительное понятие. Для больного счастье заключается в здоровье. Для трусишки — дать деру. Для алжирца, разбивающего камни на стройке, счастье, возможно, в том, чтобы стать Аленом Делоном и владеть машиной «Феррари». Счастье — такая же мудня, как и все на свете. Для меня счастье в мгновениях. Тогда не спорят, не высчитывают, такие минуты нельзя запрограммировать. В какое-то мгновение я счастлив. Я буду счастлив сегодня вечером, а буду ли завтра утром, не знаю.

Я совершенно четко знаю, что никогда не соблазнял женщину. Под словом «соблазнял» я имею в виду — не кадрил. Всегда все решала женщина. Мои слова могут удивить, ибо исходят от человека, которого считают профессиональным соблазнителем. Мне даже немного неловко говорить об этом. Каждый человек знает про себя все. Не виноват же я в том, что родился красивым и обольстительным. Таким меня сделала моя мать. Но, по правде говоря, вначале все было иначе, и это обстоятельство стало моим козырем в дальнейшем. Известно, что вы растете иначе в зависимости от того, родились ли вы красивым или безобразным. Того, за кем ухаживают, кем восхищаются, кому завидуют, жизнь наделяет иной судьбой, чем того, на кого никто не смотрит, которому никто никогда не завидовал, кто не нравится. И уж если довести эту мысль до абсурда, то красавец вполне может стать и бесполезным, суперэгоистичным и безобразным, желчным и сухим человеком.

Я мог бы не делать вино. Но никогда не мог бы не сниматься в кино...

Я нырял во все моря на планете. Я катался на лыжах в горах всех континентов. Я был в Африке и в Сибири. Все это позволяет мне сохранить жизненное равновесие, не зацикливаться на самом себе. Помогает избегать эгоцентризма, которым болеют многие актеры.

Я, как и Че Гевара, бунтарь и отшельник, а не идиот в черном ботинке.

Чем меньше я думаю о своих годах, тем лучше чувствую себя! Если бы я каждый день напоминал себе, что мне вот-вот стукнет 80 лет, то, наверное, у меня не было сил даже вылезти из кровати.

Я чертовски люблю слушать ложь, смотря в глаза... Особенно когда знаю правду...

Я против политики. Любой политики. Без исключения.

- А одиночками рождаются или становятся?
- Я думаю, что становятся. Просто человек однажды понимает, что в этом состоянии ему комфортнее. Я предпочитаю даже не одиночество, а уединение, когда легче сосредоточиться, легче сэкономить энергию, которая необходима для создания музыки, для решения проблем группы.

Я заметила по всей своей жизни, что кризисы для меня – самое любимое время. У меня это скорее отчаяние. И я люблю погрузиться в него. Оно так питательно. Наверное, странно, но я стараюсь полностью отдаваться этому чувству. Не все ж себя хранить, есть да наслаждаться. Отчаяние стимулирует к чему-то новому. Дает мысли, эмоции, заставляет двигаться дальше.

Я падения обожаю — в них больше силы, чем во взлетах. Меня бодрят трудности.

У меня чем хуже, тем больше улыбаюсь. Защитка такая.

Раньше я бежал, бежал, бежал, боялся что-то упустить. Сегодня я становлюсь мудрее и бегаю уже не повсюду и не так быстро.

Даже став президентом, не откажусь выйти на сцену. Если есть предложение, конечно!

Есть люди, которые умеют абстрагироваться, а есть те, которые все переживают и пропускают через себя. Я из вторых.

Мне не стыдно перед гражданами, которые голосовали за меня дважды, избирая на пост президента Российской Федерации. Все эти восемь лет я пахал, как раб на галерах, с утра до ночи, и делал это с полной отдачей сил.

Я голубь, но у меня очень мощные железные крылья.

Я не позволяю работе вмешиваться в мою жизнь

Нет ничего более раздражающего, чем добродетель и высоконравственность. Я не говорю, что сам не фальшивка. Такая же фальшивка, как все остальные. Мы все фальшивки. Все шарлатаны, все испорчены, все лгуны.