Стихи Шандора Петёфи (Страница 2)

Ах, любовь, любовь...

Ах, любовь… любовь упряма,
Глубока, темна, как яма.
С той поры как я влюбился,
Я как в яму провалился…
Я с отцовым стадом вышел,-
Колокольчиков не слышал;
Полжнивья оно объело,-
Не мое как будто дело.
Мне еды в котомку много
Положила мать в дорогу;
Та котомка не найдется,-
Попоститься мне придется.
Мать с отцом – меня простите,
Не ругайте, не корите:
Сам не знаю, что со мною,-
То любовь всему виною.
Секейхид, ноябрь 1843 г.

Скользкий снег...

Скользкий снег хрустит, сани вдаль бегут,
А в санях к венцу милую везут.
А идет к венцу не добром она,
Волею чужой замуж отдана.
Если б я сейчас превратился в снег,
Я бы удержал этих санок бег,-
Я бы их в сугроб вывернул сейчас,
Обнял бы ее я в последний раз.
Обнял бы ее и к груди прижал,
Этот нежный рот вновь поцеловал,-
Чтоб любовь ее растопила снег,
Чтоб растаял я и пропал навек.

Жужике

О белокурый мой ребенок,
Влюблен безмерно я.
Ты поняла? В тебя влюблен я,
О девочка моя!
Вторую половину дела
Должна ты тоже знать:
Хочу я, чтобы ты решилась
Моей женою стать.
Решись! Какой красивый чепчик
Тебе я подарю!
Я буду самым верным мужем -
Я правду говорю!
Оберегать тебя я стану,
Как драгоценный дар,
Чтобы тебе не повредили
Ни холода, ни жар.
Мы будем жить в веселом Пеште,
Но ездить и к отцу,
Особенно когда финансы
У нас придут к концу.
Где мы появимся – там шепот
Пойдет со всех сторон:
«Жена Петефи! В честь вот этой
Стихии работал он!»
Да, черт бы вас побрал, вы правы!
Близки уж времена -
И будет именем Петефи
Вся Венгрия полна!
Под вечер за работу сяду,
Начну стихи писать,
Ты ляжешь и заране будешь
Постель мне согревать.
Тут напишу я стих бессмертный;
Его закончу я,
К тебе прильну, скажу:
«Подвинься, О девочка моя!»
Пожалуй – всё. Ведь вот об этом
И все мои мечты.
О белокурый мой ребенок,
Что мне ответишь ты?
Дуна-Вече, апрель – май 1844 г.

Вдоль по улице хожу я...

Вдоль по улице хожу я,
Флягу добрую держу я,
И под скрипку вечер целый
Я пляшу как угорелый.
Эй, цыган, играй такое,
Чтобы выплакал я горе!
Но вон там, под тем окошком,
Заиграй совсем другое.
За окошком тем, бывало,
Мне звезда моя сияла.
А теперь – зашла, затмилась,
Знать, с другим она слюбилась.
Вот окно. Цыган, за дело!
Так играй, чтоб все гудело!
Пусть неверная не знает,
Как душа моя страдает.
Дуна-Вече, апрель – май 1844 г.

В степи родился я...

В степи родился я, в степи живу,
Большого дома я не наживу,
Но есть загон, скакун есть вороной,
Ведь я табунщик алфельдский степной.
Я без седла на жеребце скачу,
Туда-сюда, куда ни захочу,
Зачем седлу трепаться подо мной,-
Ведь я табунщик алфельдский степной.
Рубашку белую, холщовые порты
Ты, роза алая, мне подарила, ты!
Эх, роза, будешь ты моей женой –
Табунщицею алфельдской степной!
Кун-Сентмиклош, июль 1844 е.

Моим родителям

Эх, родители мои,
Если б мне богатство!
Уж тогда бы не пришлось
Вам с нуждой тягаться.
Я исполнил бы тогда
Все желанья ваши,
Вы бы век свой жили так,
Что не надо краше.
Я б такой нашел вам дом,
Чтобы все светилось,
Чтобы в погребе вино
Не переводилось;
Чтоб к отцу пришли друзья
И за стол бы сели,
Чтоб купались их сердца
В озере веселья.
Я бы матери купил
Не карсту – диво,
Чтобы в церковь по утрам
Не пешком ходила.
И молитвенник ее
Был бы, вне сомненья,
С ликом господа Христа,
С золотым тисненьем.
Я коней бы дорогих
Накупил с излишком,-
Пусть но ярмаркам на них
Ездит мой братишка!
Библиотеку б завел -
Всем на удивленье.
И не стал бы денег брать
За стихотворенья.
Я бы все их отдавал
Даром для печати,
И они редакторам
Были б очень кстати.
А коль девушка б нашлась,
Да притом мадьярка,-
Ух, как стали б танцевать
Мы иа свадьбе жарко!
Вот как жизнь у нас пошла б
Без нужды проклятой…
Эх, родители мои,
Стать бы мне богатым!
Пешт, август 1844 г.

Моя молитва

Моих грехов всегда страшилась мать,-
Страшилась, я скажу, не без причин.
Ее пугало, что не хочет сын
Молиться богу, церковь посещать.
Итак, молюсь: вот руки я скрестил,
Вострепетал, благоговею весь.
Услышь меня, владыка мира, днесь,
Услышь меня, о царь небесных сил!
Во-первых… да! Во-первых, о моем
Отечестве. О всемогущий бог,
Что для него я попросить бы мог?
Ведь столько бед нагромоздилось в нем!
Я только об одном бы попросил:
Ему таким вот – долго не прожить.
Ты заново нам должен сотворить
Отечество, о царь небесных сил!
А для себя о чем просить творца?
Красавицу подружку я б хотел,
Коня, чтоб к милой мчаться после дел,
И лавры, лавры, лавры без конца.
Но не затем, чтоб я увенчан был,
А – если выйдет сено у меня,-
Чтоб лаврами я мог кормить коня…
Услышь меня, о царь небесных сил!
Салк-Сентмартон, август – сентябрь 1845 г.

Аист

На свете много птиц, по-разному их славят,
По-разному хулят.
Одним всего милей красивый голос птицы,
Другим — ее наряд.
Моя — бедна, как я, не знает звучных песен,
Не блещет красотой:
Наполовину бел, наполовину черен
Убор ее простой.

Чудесный аист мой! В семье друзей пернатых
Он многих мне милей,
Крылатое дитя моей земли прекрасной,
Моих родных степей.
Быть может, аиста лишь оттого люблю я,
Что вырос вместе с ним,
Что забавлял меня, еще младенца в люльке,
Он щелканьем своим.

Со мной делил он жизнь. Когда, бывало, с поля,
Подняв веселый шум,
Мальчишки вечером в деревню гнали стадо,
Мучительно-угрюм,
Я уходил грустить под камышовым стогом,
Часами наблюдать,
Как дети моего любимца просят пищи,
Как пробуют летать.

И там я размышлял, досуг мой коротая,
В сгущающейся мгле:
Зачем, бескрылые, всю жизнь обречены мы
Влачиться по земле?
Любая даль земли ногам людей доступна,
Простор любых широт.
Но не в земную даль — в небесные высоты
Мечта меня зовет.

Взлететь бы к солнцу, ввысь, и поглядеть, умчавшись
В лазурные поля,
Как в шляпе, сотканной из воздуха и света,
Красуется земля.
Когда же, все в крови, закатывалось солнце,
Тьмой ночи сражено,
Я думал: верно, всем, кто людям свет приносит,
Погибнуть суждено.

Радушной осени ждут не дождутся дети,
Она идет, как мать,
С корзиной, полною плодов и винограда,
Питомцев угощать.
И только я врага в ней чувствовал: на что мне
Подарки сентября,
Когда мой лучший друг, мой аист, улетает
За дальние моря!

Следил я, как шумят, летят, несутся стаи
Неведомо куда.
Не так ли ныне я слежу, как жизнь и юность
Уходят навсегда!
Чернели на домах покинутые гнезда,
Сквозь слезы я глядел,
И мне предчувствие, подобно ветру, пело:
Таков и твой удел!

Когда ж весною вдруг земля освобождалась
От шубы снеговой
И надевала вновь свой доломан зеленый
С цветами и травой,
О, и моя душа, ликуя, надевала
Свой праздничный наряд.
Я за околицу бежал, чтоб видеть первым,
Как аисты летят.

Но детство минуло, и юность удалая
Грозой пришла ко мне.
Вот у кого земля горела под ногами!
На диком скакуне,
Поводья опустив, любил я вольно мчаться
Один в глуши степей.
И, подкатав штаны, за мною гнался ветер...
Но конь мой был быстрей.

О степь, люблю тебя! Лишь ты душе приносишь
Свободу и простор.
Среди твоих равнин ничем не скован разум,
Не ограничен взор.
Не тяготят меня безжизненные скалы,
Как неотвязный сон.
Звенящий водопад на память не приводит
Цепей унылый звон.

Иль некрасива степь? О нет, она прекрасна,
Но надо знать ее.
Она, как девушка, стыдливо под вуалью
Таит лицо свое.
Она решается, подняв вуаль, лишь другу
Открыть свои черты,
И ты в смятении внезапно видишь фею
Волшебной красоты.

Люблю я степь мою! Я всю ее объездил
На огненном коне.
В глуши, где, хоть умри, следа людей не сыщешь,
Скакать случалось мне.
Я спрыгивал с коня, над озером валялся
В густой траве степной.
И как-то раз гляжу — и вижу: что за чудо!
Мой аист предо мной.

Он прилетел ко мне; с тех пор мы полюбили
Вдвоем в степи мечтать.
Я лежа созерцал вдали фата-моргану,
Он — озерную гладь.
Так неразлучно с ним провел я детство, юность.
Он был мне друг и брат.
И я люблю его, хоть не поет он песен
И прост его наряд.

О милый аист мой, ты все мое богатство,
Все, что осталось мне
От незабвенных дней, которые провел я
В каком-то сладком сне.
Пора прилета птиц! Зимой твержу, тоскуя:
«Приди, скорей приди!»
А осенью, мой друг, тебе вослед шепчу я:
«Счастливого пути!»
… показать весь текст …

Алфельд

Что мне в романтизме ваших дебрей,
Соснами поросшие Карпаты!
Я дивлюсь вам, но любить не в силах,
Редкий гость ваш, но не завсегдатай.

Алфельд низменный — другое дело:
Тут я дома, тут мое раздолье.
Загляжусь в степную беспредельность,
Вырываюсь, как орел, на волю.

Мысленно парю под облаками
Над смеющимся, цветущим краем.
Колосятся нивы, версты пастбищ
Тянутся меж Тисой и Дунаем.

Звякая подвесками на шее,
Средь степных миражей скот пасется.
Днем с мычаньем обступает стадо
Водопойный желоб у колодца.

Табуны галопом мчатся. Ветер
Вбок относит топот лошадиный.
Гикают табунщики, пугая
Хлопаньем арапников равнину.

За двором качает ветер ниву,
Как ребенка на руках, и всюду,
Где ни встретишь одинокий хутор,
Тонет он средь моря изумруда.

Утки залетают вечерами
Из окрестностей, кишащих птицей.
Сядут в заводь и взлетают в страхе,
Лишь тростник вдали зашевелится.

В стороне корчма с кривой трубою,
Вся облупленная по фасаду.
Здесь, спеша на ярмарку в местечко,
Смачивают горло конокрады.

Ястреб в чаще ивняка гнездится
Близ корчмы, где дыни на баштане.
Тут от сорванцов-ребят подальше
И для выводка его сохранней.

В ивняке потемки и прохлада,
Разрослась трава, цветет татарник.
Изомлев до одури на солнце,
Ящерицы прячутся в кустарник.

А где небо сходится с землею,
Несколько туманных, стертых линий.
То верхи церковных колоколен
И садов фруктовых в дымке синей.

Алфельд! Ты красив, здесь я родился,
Здесь меня качали в колыбели.
Стань мне в будущем моей могилой
У последней и конечной цели!

… показать весь текст …

В лесу

Брожу среди дубов
По чаще темной.
Под ними тьма цветов
Пестреет скромно.

Пьянит дыханье смол,
Щебечут птицы.
С жужжаньем туча пчел
В цветах роится.

Не дышится цветам,
Молчат вершины.
Чаруют птичий гам
И шум пчелиный.

Быть может, вправду спят
Дубы и клены?
Я тоже сном объят,
Как эти кроны.

Любуюсь сквозь листы
Водой потока,
Бегущей с высоты
Струей широкой.

Гонясь быстрей стрелы
За тенью тучи,
Теченье мчит валы
Воды кипучей.

Я тоже гнался вслед
Душой ребенка,
По молодости лет,
Мечтам вдогонку.

Но я забыл, что шел
Под эти сени,
Чтоб средь жужжанья пчел
Найти забвенье.

Видал ли кто на свете

Видал ли кто на свете
Такого великана?
Я на коленях небо
Держу — и не устану.
Обвей рукой мне шею,
Мой светлый свод небесный,
И кругозор закрой мне
Своей красой прелестной!

Зачем грудная клетка
Заключена в границы?
В таком пространстве счастье
Не может уместиться.
Чтоб радость не давила,
Я часть ее истрачу:
От полноты восторга
Я, кажется, заплачу.

Я знал, что буду счастлив,
Что горе — гость минутный,
С которым я столкнулся
На станции попутной.
И вот печаль, прощаясь,
Снимается с привала,
А я не обращаю
Внимания нимало.

Еще не село солнце,
А соловей безумный
Уже защелкал где-то
Раскатисто и шумно.
Но соловей ли это?
Нет, это, без сомненья,
Звук наших поцелуев
Похож на птичье пенье.

Так тихий дождь весною
Живит земные соки,
Они покрыли градом
Мне губы, лоб и щеки.
Так тихий дождь весною,
Рождающий без счету
Моря цветов и всходов
В дни полевой работы.

Вновь жаворонок надо мной

Вновь жаворонок надо мной.
Чуть от него я не отвык.
Пой, вестник дней весенних, пой,
Ликуй, что так простор велик.

О, господи, как этот звук
Мне после шума битвы мил!
Он кровь мне с обагренных рук
Своею чистотою смыл.

Пой, милый, не жалей рулад.
Ты мне напомнил в их пылу,
Что я не только ведь солдат,
Но твой собрат по ремеслу.

Твой щебет оглашает синь
Во славу музы и любви.
Во имя этих двух богинь
Безумствуй и в лазурь зови.

Воспоминанье и мечта,
Проснувшись, прерывают сон
И, как два розовых куста,
Цветут во мне под твой трезвон.

К возлюбленной лететь мечтой,
Наверно, счастия предел,
И этой счастья полнотой
Я всех бы наделить хотел.

Могу сказать, как на духу:
Создав ее, признался бог,
Что рай небес не наверху,
А здесь, внизу, у наших ног.

Пой, жаворонок. Ты — призыв,
Чтоб вышли из земли цветы.
Пой, вешний вестник, пробудив
Души дремавшие пласты.

Дней осенних прозябанье

Дней осенних прозябанье.
Солнце прячется в тумане,
Мелкий дождик сеет,
Пасмурно и мрачно,
И камин не греет
В комнате невзрачной.

Окна, дверь прикрыл от стужи
И не выхожу наружу.
Примостился с краю
У огня камина
И перебираю
Прошлых лет кручины.

А воспоминаний — кучи!
Я сгребаю их, как сучья,
К печке ворохами,
И сношу в вязанки,
И бросаю в пламя
Дней былых останки.

А от них-то дыму, дыму!
Что же, это объяснимо.
Но сырыми стали
Ветки не от ливней,
Ливших непрерывно,
А от слез печали.

И сейчас в слезах ресницы.
Если б вместе очутиться,
Ты б улыбкой милой
Тотчас втихомолку,
Как платком из шелка,
Их бы осушила.

Дорогою - пустынные места

Дорогою — пустынные места.
Ни деревца, ни травки, ни куста,
Где б даль перекликалась с соловьем.
Пустынные места в пути моем.
И темный вечер в облака одет,
И кажется, что звезд на свете нет.
Но вот я карих глаз припомнил взгляд —
И ожил я, и я дороге рад,
И будто все другое, не узнать, —
Мерещится такая благодать.
И будто вдоль дорожной колеи
Цветущие кусты и соловьи,
И небо за чертой земных борозд
Полно бесчисленных огромных звезд.

Источник и река

Как будто колокольчика язык,
Ручей лепечет, полный благозвучья.
В дни юности моей была певуча
Моя душа, как плещущий родник.

Она была как зеркало ключа.
В ней отражалось солнце с небосвода,
И звезды и луна гляделись в воду,
И билось сердце, рыбкой хлопоча.

Большой рекою стал ручей с тех пор.
Пропал покой, и песнь его пропала.
Не может отразиться в пене шквала
Полночных звезд мерцающий собор.

О небо, отвернись куда-нибудь!
Себя ты не узнаешь в отраженье.
Волнами взбудоражено теченье,
Со дна его всплыла речная муть.

И на воде кровавое пятно.
Откуда эта кровь? Лесой удильной,
Крючком, в поток закинутым насильно,
Как рыбка, сердце, ты обагрено.

Как на летнем небе бродят

Как на летнем небе бродят
Облака в извечной смене,
Так приходят и уходят
Наши чувства и влеченья.
Что их гонит и откуда?
Время их пускает в ход,
Время двигает их груду
Ветром вечности вперед.

Облака любви и страсти —
В громе, молниях и ливне.
Тучи дружбы — дней ненастья
Бесконечных заунывней.
Если ж, к радости природы,
Солнца луч на миг блеснет,
Вновь обложит непогода
Облаками небосвод.

Туча может быть и белой,
Но ложится черной тенью.
Доживу ль, чтоб поредело
В небе их нагроможденье?
Чтоб в нахлынувшем мгновенно
Блеске солнечных лучей
Стали облака как стены
Сказочного замка фей?

Но когда-нибудь зардеют
Облака любви и дружбы,
Тут и время подоспеет
Сослужить одну мне службу.
В этот час к моей кровати
Кликните духовника:
Солнце только на закате
Зажигает облака.

На Хевешской равнине

Бледнеющие Матры
Степная даль туманит.
Садящееся солнце
Их синий лоб румянит.

Снега в огне заката
Подобны синеглазой
Красавице в вуали
Из розового газа.

Телеги тарахтенье,
Пощелкиванье плети,
И ни души, ни звука
На целом белом свете.

Садится солнце. Свежесть
Сменяет дня удушье.
Вдали на горизонте
Горит костер пастуший.

Костер ли это или
Звезда, на самом деле
Сошедшая на землю
Послушать плач свирели?

Взошла луна, бледнее,
Чем в гробовых покровах
Умершая невеста
В объятьях жениховых.

Она, быть может, вправду
Тень мертвой нареченной,
На крыльях духа к небу
Из гроба вознесенной?

Как вид ее печален!
Я от лучей унылых,
Меня привороживших,
Глаз отвести не в силах.

Как вид ее печален!
В нее глаза вперяя,
Я самый страшный в жизни
Свой час припоминаю.

Не знаю, что со мною,
Луна ли виновата, —
Но хочется мне плакать,
Как плакал я когда-то.

Ночь звёздная, ночь светло - голубая

В окне раскрытом блещет ночь без края,
Ночь звездная, ночь светло-голубая.
Безмерный мир простерся между ставен.
Мой ангел красотою звездам равен.

Ночь звездная и ангел мой — два дива,
Затмившие все, чем земля красива.
Красот я много видел средь скитаний,
Но ни одной не встретил несказанней.

Бледнеет тонкий серп луны и скоро
Зайдет за синий выступ косогора.
Как горя след забытый, незаметно
Совсем исчез он в дымке предрассветной.

Уже почти над головой Стожары,
Достигло пенье петухов разгара,
Проснулся день, и свежий ветер, вея,
Легко мне обдувает лоб и шею.

Пора бы растянуться на кровати
И от окна уйти. Но сон некстати.
Зачем мне спать? Какой мне сон приснится,
Который с жизнью наяву сравнится?

Осень вновь, опять, чаруя

Осень вновь, опять, чаруя,
Красит мне мое житье.
Не пойму, за что люблю я,
Но люблю, люблю ее.

Утоплю глаза в просторах;
С косогора средь травы
Сяду слушать тихий шорох
Опадающей листвы.

Солнце на землю с улыбкой
Смотрит, с кротостью светя,
Словно мать, качая зыбку,
На уснувшее дитя.

У земли на самом деле
Сонный, а не мертвый вид.
Нет, она в своей постели
Не кончается, а спит.

Снявши платье дорогое,
Положила на кровать,
Чтобы было под рукою,
Как придется надевать.

Спи, красавица природа,
Спи до первых дней весны.
Пусть тебе до их прихода
Снятся сладостные сны.

Кончиками пальцев трону
Лиру тихую свою.
Легкий звук скользнет к затону,
Призывая к забытью.

Сядь, дружок, со мной в прохладе.
До тех пор молчи, пока
Смолкнет звук над водной гладью,
Словно шепот ветерка.

Если целоваться станем,
Чуть коснись губами губ,
Чтоб не разбудить касаньем
Дремлющих древесных куп.

Последние цветы

Во вражде со всем красивым,
Осень яростным порывом
Рвет венок с чела земли.
Не найти цветов по нивам,
И у нас в саду тоскливом
Те, что были, отцвели.

Юли(1) — умница, на грядке
Собрала цветов остатки
И связала их в букет,
Чтобы их на стол поставить,
Этим радость мне доставить
И спасти цветы от бед.

Если умереть им надо
За окном на клумбах сада,
Пусть умрут они у нас.
Может быть, в воде кувшина
Легче будет им кончина
Здесь, под лаской наших глаз.

1 - Юлия Сендреи - жена Петефи.

Розами моей любви

Розами моей любви
Устланное ложе!
Снова душу положу
К твоему подножью.
Укачает ли ее
Ветерок пахучий,
Или глубоко пронзит
Длинный шип колючий?

Все равно, душа, усни,
Утопая в розах,
В сновиденья погрузись,
Затеряйся в грезах.
Слово мне во сне найди,
Чтоб оно вместило
Все, что рвется из груди
С небывалой силой.

Стоит мне о милой замечтаться

Стоит мне о милой замечтаться,
Как в цветы все мысли обратятся.
Из пристрастья к этим-то растеньям,
Занят я весь день их разведеньем.

Солнце, заходя, исходит кровью.
Горы все лиловей и лиловей,
А любимая недостижимей
Даже этих гор в лиловом дыме.

Солнце ходит на закат с восхода.
Я б ходил не так по небосводу:
Я ходил бы с запада к востоку
К самой лучшей девушке далекой.

И вечерняя звезда сегодня
Льет свой свет щедрее и свободней,
И в наряде праздничном, пожалуй,
Оттого лишь, что тебя видала.

О, когда же я тебя увижу,
Сяду пред тобой либо приближу,
Загляну в глаза и их закрою,
Небо, небо ты мое седьмое!

Ты помнишь, как с тобой глядели

Ты помнишь, как с тобой глядели
Мы в первый раз на этот пруд?
С тех пор два года пролетели.
Не правда ли, как дни бегут!

Стоял такой же день осенний,
Тянулись ветви в синеву,
С деревьев ветра дуновенье
Бросало на воду листву.

Поверхность пруда отражала
Свод неба светло-голубой,
И так же лодка у причала
Покачивалась над водой.

Тогда еще я только мыслью
Навстречу счастью вдаль летел.
В прямом, не переносном смысле
Я целовать тебя не смел.

Прошло два года. Не досадуй,
Утрата их не тяжела.
За это время жизнь в награду
Безмерно больше принесла.

Она дала тебя в отплату,
Спасения меня лишив, —
К чему оно, когда сама ты —
Бессмертие моей души?

Побудем здесь, где о подруге
Тогда я и мечтать не смел.
Дай мне измерить на досуге,
Как несравненен мой удел!

Прекрасное письмо

Милая, ты написала
Мне прекрасное письмо.
Это след ума немалый,
Прямодушие само.

Пишешь — я тебе дороже
С каждым часом, но, дружок,
Веришь ли, мороз по коже
Пробежал от этих строк.

Пролегла на лбу морщина,
И она как след ножа.
В этом ты, мой друг, повинна —
Я читал письмо, дрожа.

То письмо — как куст на грядке.
Под которым спит змея.
Не найду ее, но в пятки
Был тайком ужален я.

Объясни мне: неужели,
Друга за любовь казня,
С умыслом или без цели
Оскорбила ты меня?

И рукою той же самой
В сердце всажен мне кинжал,
От которой я бальзама
Исцеляющего ждал.

Звал тебя я, утопая,
Руку помощи подать.
Подошла ты, но не знаю, —
Чтоб спасти иль вглубь загнать?

Приходи, рассей сомненья,
Иль безумья не сдержу,
И себе о скал каменья
Голову я размозжу.

Печаль — это целое море,
А радость — жемчужина в нем,
Которую часто — о, горе! —
Калечим, пока извлечем!