Цитаты Веталь-ь про себя

Гром

Силён, горяч и верой-правдою служил,
всю жизнь я был неутомим в работе.
Но больше из меня не тянут жил.
Песнь лебединая к последней ноте -

придумал кто-то липовый вердикт.
А я б ушёл корректно, по-английски...
Ноздрями чую ветер впереди,
но тянут к мясорубке, на сосиски.

Я духом молод, свеж, ни дать, ни взять,
года не в счёт, зовусь не даром Громом.
Я ж с места рву в карьер и фору дать
желаю фаворитам с ипподрома.

Неважно, что из пегого стал сив,
что содраны давно с меня подковы;
Ведь кровь кипит и этим я красив,
осанка статная, ряды зубов суровы.

Каков скакун был под седлом! Эх, жизнь была!
Я вспоминаю с чувством мазохиста:
натяжкой рвали щёки удила,
и шпоры в бок, и всех сирен регистры.

Как люто землю рвал, когда толкал
её копытами, не чувствуя усталость;
я против часовой её вращал,
по крайней мере, мне так представлялось.

Я и сейчас, без малого труда,
возьму барьер, галопом путь неблизкий
враз одолею. Вам же, господа,
из Грома не обломятся сосиски.
_ _ _

Аферизм про смелость

Мечтал сложить оду,
но все вариации
потянут от года
и лет до пятнадцати.
Не готов я в рубище,
да на столько лет.
Видно, что во мне ещё
не созрел поэт.

ПВ

Я ночью скучной написал о том,
о чём совсем не хочется кричать -
о службе в армии, которая потом
на памяти оставила печать.

*

Повестка как у всех. Военкомат.
Пощупали, проверили, обрили,
одели в камуфляж и ты - солдат,
как будто на два года осудили.

Для пацанов зелёных это срок,
хотя с тюремным всё же не сравнится;
становится вдвойне почётным долг,
коль долгом вышла служба на границе.

Режим, "диета", "непосильный" труд,
для нас, тогда вонявших пирожками,
казались адом. Марш-броска маршрут
полил слезой и утоптал "прыжками".

Узнали что такое час "с ноля",
недоедали, засыпали стоя...
Сурова пограничная земля -
всегда там тишина, но нет покоя.

Знать, на заставе сходит клином свет,
и клинит мозг, путь не найдя туда;
я проверял - её на карте нет,
а значит нет негде и никогда.

С ноля в "ЧГ", с утра опять в "Дозор",
с товарищем мотаешь километры.
Скулит в "прыжке" капризная мозоль,
за губы в трещинах - спасибо ветру.

С наряда приходя без задних ног,
"калаш" устало бросив в пирамиду,
забыв в столовой получить паёк,
не сняв шинель, кровать найдёшь без гида.

А старшина мне бил и в глаз, и в бровь,
орал в лицо: "Забудь, что есть гражданка!
И прежде чем, сынок, крутить любовь,
ты научись сперва крутить портянки!"

Письмо! Здорова мать, сестрёнка ждёт,
от девушки своей не ждёшь измены.
Ты счастлив и душа твоя поёт,
но в песнях всё одни и те же темы:

"Когда уходит в сумерки солдат
и часовым стоит у перевала,
"Спокойной ночи" здесь не говорят,
чтоб с Добрым утром Родина вставала."

По белу свету много жарких мест,
конфликтных зон, да пригоревших точек;
по карте бродит провиденья перст,
где ткнёт - пружина выстрелом соскочит.

Но на границе всё иначе, всё не так...
Нам край родной земли стал краем света.
Все нервы собираются в кулак,
коль режет небо СПШ ракета.

В ружьё, застава! Левый фланг. Прорыв.
И на броне "тревожка" выезжает.
На скорости цигарку раскурив,
смеёшься, ведь устав не разрешает.

"Заслон", "Секрет", "Засада" на местах.
Ночь, тишь и ты, в обнимку с автоматом.
Лишь писк радиостанции в мозгах;
курить и спать нельзя, ругаюсь матом.

Но вот собака тянет поводок,
и в ПНВ я вижу силуэты.
Выходит томный ожиданья срок,
вновь небо рвёт сигнальная ракета.

А в перестрелке не до веры и идей, -
жмёшь на курок с тупой азартной тягой.
А что дырявили живых людей,
то перед Богом спишем на присягу.

Ведь нарушитель - враг номер один, -
нас политически надёжно подковали.
А страх - всем чувствам бог и господин,
подкрался когда вешали медали.

Дни, что тянулись долго так, в года
сами собою как-то спрессовались.
Срок вышел, долг отдал ты, но беда -
все чувства пограничные смешались.

Вот если б жил один я, сиротой,
служить сверх срока стал бы на заставе,
а тут - увольте, я хочу домой,
прощайте, пацаны, я еду к маме.

Я буду пить, встречая Новый год,
в День погранвойск, что на исходе лета,
чтоб помнить тех, кто служит и день тот,
когда в ночь небо резала ракета.
_ _ _