Стихи Георгий Скрипкин - Философская лирика

Нежность

Вот если б мир нам нежностью укрыть,
Вот если б землю нежностью укутать.
Тогда про горе можно бы забыть
И черствость душ осилить, не тоскуя.
Дарует счастье нежная рука
И без лекарств излечивает боли.
Я так хочу, чтоб нежности река
Не иссушалась невниманьем боле.
С каким теплом ласкает нежный взгляд,
Под ним любовь, как роза, оживает.
Я вызываю нежность на парад,
И пусть она по городу шагает.

Как жаль, что первые стихи...

Как жаль, что первые стихи не смог я сохранить.
Нещадно рвал их на куски, старался позабыть.
А в тех стихах пылал пожар не детского огня,
и гейзер искренней любви фонтанил из меня.

Быть может, были те стихи наивными порой,
но я готов был до конца стоять за них горой.
На острословов и лгунов обиды не таил,
но покушенье на любовь без драки не сносил.

Живые строки находил я в маминых глазах.
Ее душевное тепло не раз воспел в стихах.
Писал про ветхое крыльцо и опустевший двор.
Пытался время торопить судьбе наперекор.

И не заметил, как прошел пик юношеских дней.
Взлелеяв новую мечту, я поспешил за ней.
А распростившись впопыхах с родительским гнездом,
оставил первые стихи и начатый альбом.

Я хочу

Я хочу, чтобы солнечный луч
растопил бесконечные распри.
Благоденствие лилось из туч,
орошая любовные страсти.
Я хочу, чтобы каждый из нас
вспоминал материнскую ласку.
И, доверие взяв про запас,
не кичился представленной властью.
Я хочу, чтобы счастье в глазах
полыхало немеркнущим светом.
Чтобы радость была в голосах,
и она не глушилась при этом.
Я хочу, чтобы жизнь на Земле
хоронилась под доброй улыбкой.
Чтобы мир не держался на зле
и надежда не виделась хлипкой.
Я хочу, впрочем, есть ли резон
оглашать длинный перечень истин.
Милосердью поставлен заслон,
как и мнению быть альтруистом.
Я хочу..., но не смею учить
знатоков просвещенного века.
Впрочем, нужно историю чтить,
оставаясь всегда человеком.

Материнское начало

Материнское начало
в женщине любой,
Только если повстречалась
чистая любовь.
Только если звезды светят
в небе для двоих.
Только если злые ветры
дуют мимо них.
Даже если растревожит
чувства ураган,
Сердце женщины не сможет
детство отторгать.
Попадаются кукушки
в облике жены.
Их запачканные души
миру не нужны.

Мать и дитя

Дитя мое, что может быть дороже.
Златой песок не стоит и мизинца.
И бриллиант с его небесной синью
Мне не затмит приятность детских ножек,
И детских ручек нежное касанье
Дороже мне объятий чернобурки.
Мне радость глаз дороже изумрудов,
А детский лепет краше дивной песни.
Мое дитя — священные хоругви.
Мне суждено с дитем моим воскреснуть.
Спасибо, бог, за чудное творенье
И за святое жизни продолженье.

Мечта

В золотой карете мчится
дерзкая мечта.
Как бы мне не отключиться
и ее достать.
Прокатиться бы с мечтою
к звездному костру.
Там узнать любви истоки,
кто мой враг, кто — друг.
Там найти одну, кто сможет
взглядом покорить.
С ней делить святое ложе
и благодарить.
Но растаяла карета
в дымке суетной.
Я виню судьбу за это,
торопясь домой.

Свинья и шеф

Свинье по жизни не везло,
Хоть и напудривала рыло,
Пред шефом землю носом рыла,
Но шеф не видел, как назло.
Похрюкав скромно в уголке,
Свинья обиделась на шефа.
Ей стало вовсе не до смеха,
И вот наш шеф уж на крючке.
Копать под шефа принялась
Свинья с неистовою силой.
И стал подкоп ему могилой,
Свинья ж в карьере поднялась.
К морали басни присмотрись,
Она от бед тебя прикроет.
Являясь шефом, берегись
Всех тех, кто носом землю роет.

Слеза

В прошедшей жизни бесшабашной
Моя слеза была скупой.
Она не делала поблажек
Ни женской доле, ни мужской.
Она в багаж сдавала жалость,
Поймав удачу за рога.
Минуя нищих, убеждала,
Не мне протянута рука.
При виде скорбного начала,
Когда хотелось пореветь,
Слеза за мной не поспевала,
Застряв в раздумии у век.
И вот теперь, на склоне жизни
Слеза готова окропить
И счастья горную вершину,
И горя порванную нить.

Линии жизни

Люди рождаются и умирают.
А между датами — линии в жизнь.
Кто-то наследство в подол собирает,
Кто-то пасется у сытой межи.
Кто-то над златом накопленным чахнет,
Кто-то Отечеству верой служит.
Кто-то историю пишет по чакрам,
Кто-то скитается в страхе и лжи.
Кто-то лютует безжалостным зверем,
Кто-то врачует своей добротой,
Кто-то людей окрыляет доверьем,
Кто-то неверьем терзает покой.
Пересекаются линии жизни,
Туго сплетаясь в житейский клубок.
Но разделяют тугие пружины
Богом отмеренный розничный срок.

Две поэтических души

Две поэтических души
сошлись в высоком занебесье.
Звучал псалом протяжной песней
в созвездии праведной глуши.

Одна душа шептала вслух -
я вам пишу, чего же боле.
Случилось все по божьей воле,
но бог тогда был нем и глух.

Души другой раздался крик –
погиб поэт – невольник чести.
Взвилась рука никчемной мести,
в глазах застыл последний миг.

Во всем повинна не дуэль,
всему виной стрела коварства,
что поразила дух бунтарства,
а с ним и ангельскую трель.

Но дух бунтарства воспарил,
и трель поэтов не умолкла.
Летают души в самоволке,
их черный ворон не сгубил.

Жизнь моя

Крутилась жизнь моя бедовая
пластинкой медленного танго.
Была послушной и бредовою,
была естественной и странной.
Она звала меня вершинами
и дном манила без оглядки.
Но не кукожилась за спинами,
и не просила подзарядки.
То воспалялась свечкой праведной,
то фитилем горела робким.
Я со свечою жил по правилам,
а с фитилем как вечный пробник.
И вот теперь кручу по памяти
пластинку медленного танго
без суеты, без всякой паники.
И вряд ли скоро перестану.

Компьютер

Мой друг единственный и верный.
В свободный час к нему иду.
Он мне игрой щекочет нервы
иль увлекает в чехарду.
Я с ним дружу и в зной, и в стужу,
в ночную темень, в ясный день.
Он мне излечивает душу
и раздвигает толщу стен.
Ведет меня в миры иные,
решает тысячи проблем.
Дарует сайты озорные
без тайных слов и сложных схем.
Я с верным другом излечился
от болевых душевных ран.
И как я раньше обходился
без страстных взглядов на экран.

Злотворение

Творить добро не так уж сложно в этом мире,
Сложнее сделать первый шаг на путь добра.
Трудней потомков удивить душевной лирой,
Чем загубить благой порыв в пучине зла.
Вот почему хиреет доброе начало
На иероглифах писательской строки.
Усвоив гнев, хмельная площадь зарычала,
И ощетинились соседи, как враги.
Тупая ненависть взъерошенных экранов
Переместилась на панели городов.
Мое отечество зализывает раны,
А я помочь ему сегодня не готов.
Мои стихи сегодня втоптаны в трясину
Кабацких песен и хип-хоповой муры.
Забили реперы на лирику России,
И люди тащатся от блеска мишуры.

Черный пристав

Бессонной ночи черный пристав
меня под утро посетил.
Кричал, чтоб я родную пристань
хотя б в мечтаньях навестил.
Иначе будет брать проценты
с моих несбывшихся надежд.
Возьмет поэму за бесценность,
пока ее сценарий свеж.
Он в ритме слов ногами топал,
сурово мимикой грозил.
И без конца ушами хлопал,
тем самым мозг мне выносил.
Но тут повеяло рассветом.
Убрался пристав с темнотой.
Воспрянул я в объятьях света,
умылся светлой красотой.
Схватил перо и на бумаге
письмо на Волгу срифмовал.
Меня спасли дневные маги
и ветер, что письмо послал.

К богу обращусь...

К богу обращусь когда-нибудь.
Бога попрошу лишь об одном,
Чтоб украсил мой последний путь
Женщиной, цветами и вином.
Женщина, в накидке и слезах,
Значит, что я все же был любим,
Значит, что читал в ее глазах
Правду о непонятой любви.
Память непотерянных друзей
В свежести цветочного ковра.
Жаль, что я не думал обо всех,
Часто убегая от добра.
Радость я не раз искал в вине,
Балуясь с друзьями заодно.
В скорби пусть напомнит обо мне
Терпкое игристое вино.
К богу обращусь когда-нибудь.
Бога попрошу лишь об одном,
Чтоб украсил мой последний путь
Женщиной, цветами и вином.

Волнение души

В последний день зимы мороз волнует душу.
В сознании моем всплывает отчий дом.
Я мамин голосок готов сегодня слушать
и с нею говорить серьезно о былом.

Родимое лицо в моих воспоминаньях.
Пугливая слеза стекает по щеке.
Уставшие глаза полны переживаний
и нежная любовь в ласкающей руке.

Я много бы отдал, чтоб длились эти ласки,
но ветреный мороз сознанье холодит.
Я вновь не досмотрел сюжет волшебной сказки
и знаю наперед, что будет впереди.

Где-то...

Где-то небо плачет,
где-то солнцем жжет.
Где-то мир растрачен,
где-то сбережен.

Где-то возгорает
новая звезда.
Где-то вымирают
села, города.

Где-то за природой
числятся грешки.
Где-то на погоду
пишутся очки.

Нехотя кружится
жизни колесо.
Как бы нам решиться,
скинуть подлецов.

Как бы превратить нам
Землю в общий дом,
Чтобы не глумиться,
а ужиться в нем.

Пожелтевшая тетрадь

Пожелтевшая от времени тетрадь.
В ней сознанье будоражащие рифмы.
Разливается по телу благодать,
слышу юности восторженные ритмы.

В них отчаянная вера в чудеса
и реальная надежда на невинность.
Пробиваются родные голоса,
воспевающие право на взаимность.

В них шальная какофония из чувств
и любви незрелой робкие напевы.
Я вмешаться в рифму юности хочу,
но не вычеркнуть решений скороспелых.

И не смоешь с пожелтевшего листа
привкус горечи мальчишеской ошибки.
Не вернуть в реальность юные лета,
не разбавить резкость доброю улыбкой.

На берегу залива

Весна не в силах растопить
прибрежный лед залива.
Под сенью солнечных лучей
расселись рыбаки.
Вдали открытая вода
не в меру говорлива.
Но не тревожат небосвод
паромные гудки.

В объятьях этой тишины
я думаю о прошлом.
Ласкает память отчий дом
и полный жизни двор.
Я вспоминаю мамин взгляд
приветливый, хороший,
в котором виделся всегда
живительный узор.

И разливается в душе
блаженная истома.
Спасибо, юная весна
и солнечный залив.
Я заглянул всего на миг
в окно родного дома,
но за мгновенье получил
душевных сил прилив.

Полет в Грецию

Лечу я в экзотическую даль
От осени заплаканной и хмурой.
Давненько я экзотик не видал,
Зациклившись на питерской натуре.
Что ждет меня в заморской стороне
У древнего подножия Олимпа?
Придет ли вдохновение ко мне
С эпической поправкою на климат?
Смогу ли я спокойствие сберечь
При взгляде темпераментной гречанки?
Важней ли заготовленная речь
Улыбчивого скромного молчанья?
Лечу я и волнение со мной
Парит над заколдованной планетой.
Вон там за серебристой пеленой
Источник ожидаемых ответов.

Книжный шкаф

Реформа дерзкая открыла книжный шкаф
И свой порядок устанавливала в нем.
Работы классиков на полках отыскав,
Без злого умысла упрятала на дно.
Тома поэзии теснятся по углам.
Страницы прозы задыхаются в пыли.
Во всей красе полиграфический бедлам
Пестрит стриптизом политических элит.
В постельных сценах эротический роман.
Сорит убийствами кровавый детектив.
В героях триллеров бандит и наркоман.
Им черный юмор добавляется в актив.
Окутав злом свою духовную мораль,
Стал криминальным и жестоким книжный шкаф.
Он добродетель у потомков отобрал,
Святую искренность сегодня оболгав.

Мгновения

Сорвался с клена желтый лист,
упал на рябь пруда.
Мгновенья мимо пронеслись,
умчались в никуда.
Я за мгновенья пролистал
осенний календарь.
Мечты. 0 том ли я мечтал
и все ли отдал в дар?
Стихи. О том ли я писал
и тем ли посвящал?
Капризных женщин я бросал,
но тех ли ублажал?
Сберег ли дерево идей,
творя свою судьбу?
Приблизил тех ли я людей,
плевав на ворожбу?
Я как то сразу поскучнел,
увидев желтый цвет.
Искать ответы мой удел,
но где найдешь ответ?

Свидание с Музой

Несговорчивая Муза
повернулась мне лицом.
Нежно в ухо напевает,
называет молодцом.

Я ее прижал покрепче
и коснулся алых губ.
Говори, моя родная,
я не буду слишком груб.

Не молчи, моя родная,
утоли мою печаль,
Пододвинь ко мне поближе
изумрудную скрижаль.

Улыбнулась озорница,
вдохновеньем обняла,
Отодвинула подальше
все житейские дела.

И пустился я в мечтаньях
в дебри сказочной страны.
Там природа первозданна,
и красавицы стройны.

Там от жара поцелуев
закружилась голова,
И от этого круженья
рифмой скрасились слова.

Не могу остановиться,
сочиняю без конца.
И не сходит наслажденье
со счастливого лица.

Учащенно бьется сердце,
огоньком горят глаза.
И поет мое сознанье
на любые голоса.

Я спешу, чтоб насладиться
поэтическим вином.
Чтобы пить и не напиться,
спутав явь с кошмарным сном.

И отслеживает Муза,
как рифмую я слова,
Как ложатся эти рифмы
на безмолвие листа.

Мона Лиза

Ты исполняешь чьи-то грезы
лицом невиданной красы.
Цветок, вобравший прелесть розы
и свежесть утренней росы.

Твою загадочность улыбки
никто не может разгадать.
И часто делают ошибки,
пытаясь с нею флиртовать.

Тепло застенчивого взгляда
едва касается крылом.
И ты не видишь то, что рядом,
и забываешь о былом.

Такая сила притяженья
подвластна чистой красоте.
Шедевр эпохи Возрожденья
да Винчи создал на холсте.

Быстротечное лето

Тепло пришло в мой край без выбора.
Стряхнуло влажную усталость.
Вбираю солнце всеми фибрами.
Хочу, чтоб лето не кончалось.

А дни летят орбитой заданной,
мелькают жизненные даты.
И календарь, подобно жадине,
не хочет числами раздаться.

Куда спешишь ты – солнце ясное.
Побудь со мной еще немножко.
Ночную тьму спишу я в разное,
спишу хотя бы понарошку.

Неугомонная душа

О людях, сгорбленных печалью,
душа пронзительно кричит.
Ее с любовью повенчали,
и потому она болит.

И потому она трясется
над каждой маленькой бедой.
И не всегда ей удается
быть безмятежно озорной.

Душа без слов обиду чует,
спешит смягчить ее каприз.
От одиночества врачует
и уменьшает горечь тризн.

Она излечивает раны,
что продолжают донимать.
Ее ретивое старанье
мне в одночасье не унять.

Букет цветов

Букет цветов в хрустальной вазе –
сказатель прожитых годов.
Прошедших лет уже не сглазить,
они умчались вглубь веков.

Прошедших лет уж не воротишь
и не исправишь их черед.
Закрыты в прошлое ворота
и не найти удобный брод.

Но где-то в памяти безбрежной
струится жизненный ручей.
С ним не иссушится надежда,
где светят тысячи свечей.

Пока людскую память греют
слова о тех, кто улетел,
моя Земля не оскудеет
и не наступит беспредел.

Моей душе легко сегодня

Моей душе легко сегодня.
Моя душа желает петь.
Мой певчий лайнер всепогодный
не даст в печали захиреть.

Лечу над милою Россией,
пою про нежный шум берез,
про то, что нет ее красивей
в местах снегов и южных грез.

Лечу над древним Ярославлем,
пою векам прошедшим песнь.
И в песне той Отчизну славлю,
несу в народ благую весть.

Лечу над славным Петербургом,
пою красой рожденный гимн.
Зову его великим другом,
а друг в душе моей один.

Долой капризы непогоды,
открой судьба печали клеть.
Моей душе легко сегодня.
Моя душа желает петь

Словарный скарб перебирая

Сказал я много нежных слов.
А сколько их осталось в горле,
все потому, что яркий слог
тугим узлом сдавила гордость.

Все потому, что в юный бред
вмешалась старческая робость.
И я не мог унять запрет,
который был безумно строгим.

И вот сижу в тени годов,
словарный скарб перебираю.
Сказать бы многое готов,
но не вернуть людей из рая.

Не отодвинуть время вспять
ни наяву, ни понарошку.
Сердечко съежилось опять
от черствой праведности в прошлом.

Солнечный лучик

Мне не нужно большого тепла,
лишь бы выпорхнул солнечный лучик.
И тогда через призму добра
разойдутся житейские тучи.

И счастливые взгляды детей
распахнут одиночества дверцу.
Озорные стихи для людей
вдруг польются из самого сердца.

И дарует восторженный лад
долголетия сказочный ключик.
Мне не нужно большого тепла,
лишь бы выпорхнул солнечный лучик.