Публикации пользователя «Оля Гусева»

Кхе...

Кхе… кхе
закончилось пике
падением в болото смерти
фальшивит рот
беззубый стон
а вдалеке
среди времён
еще один на свет рождён
в петле судьбы
в болоте черти
устроят пир под громкий ор
новорожденного владыки
кричит король
кипит кагор
а смерть уже не вяжет
лыка
и в сласть
и в страсть
и в стах лицом
ударится младенец грозный
пике стареющих отцов
как поцелуи смерти в десна

сплин

и кожа не броня
и ты не щит.
не боги нас бранят,
когда исшит
рубец на мелкий крест.
во мне дыра.
ты заново воскрес,
я не смогла.
и в розовом вине
кровавый сплин.
фантомом в смертном сне
слиянье спин.
зияет наготой
нательный крест.
ты умирал под той,
во мне воскрес.

Закрыть глаза...

Закрыть глаза и слушать тишину
небесной сини, вырванной с контекста
забытого и выцветшего сердца,
что молится на личную вину.

Расправить крылья - те, которых нет,
но кажется, что были, точно были!
И оставляя смерч небесной пыли,
лететь за глубину вчерашних бед.

И нет анестезии от тоски
по тихой, неизведанной свободе.
Вина за “быть рожденной“ не уходит
от пуповины до худой доски,
прибитой сверху. В этой темноте
я вижу больше неба, больше сини.
Здесь не летать теперь невыносимо,
здесь от себя самой иммунитет.

Бывает...

Бывает,
отвернешься от всего
в депрессию подавленного
крика
и станет страшно,
одиноко, дико .
Любая мелочь грезится
уликой
вразрез себе.
И все бы ничего,
но отпечатки боли
не стереть,
не растворить , не выжечь.

Сколько, сколько
еще марать/мараться
чей-то скорбью
и убегать в себя
за новой болью?
И не спасает
маленькая смерть -
тревожный сон.

Как бабочки эффект,
отыщется вчерашний день
в кармане
уликой новой.
И меня не станет
ни завтра, ни во снах.

В чужом стакане
сто грамм вины,
но отпечатков нет.

Почти новогоднее

Переживём еще один денёк,
переползём еще один рубеж?
Пусть не случился с нами рагнарёк,
но кажется, мы застреваем меж

блаженным сном и явью прошлых бед,
забытых всуе, вверенных богам,
которых ни в душе , ни в небе нет.
Что ни мольба - плевок до потолка.

Что ни зима, один и тот же снег
и днем сурка встречаем новый год.
Но кто-то улыбается во сне,
летает и как будто бы живёт.

И этот кто-то кажется родным
до коликов в межрёбрье, до седин.
И этот кто-то в целом тоже мы,
но почему-то он всегда один…

Реанимация

Плюс минус - ток. Давай, еще заряд!
Они так много о спасенье говорят.
Но отчего спасают, это вряд
ли сами понимают до конца.

А мне бы боль телесную стерпеть.
А мне бы просто верить в эту смерть
и кровоточить дальше, чтобы впредь
не возродиться именем отца.

Но будет ночь в оконной раме плыть
и чей-то день о жизни скорбно ныть,
и шов на теле пожалеет нить -
взорвется красным пламенем творца.

Они надавят, выдавят… И вот
почти живая, съеден бутерброд ,
бульон испит, а выпить? В этот счет
не включено… Опять играю в жизнь.

А в заоконье небо, мир и ночь,
медведица в ковше хоронит дочь…
И как мне все земное превозмочь,
когда прошепчет мама - ты держись…

БОЛЬНИЧНОЕ

Так случилось, что моё предновогоднее настроение прервала тяжёлая операция. Стихи написаны на второй день после реанимации, 18 декабря сего года...
*********************************
Когда привычной станет боль, как выдох-вдох,
когда поймешь что тот, живой в тебе издох -
разделишь «после» на забывчивое «до»
и вычеркнешь себя из списка дел.
И будет новый день тебе не рад,
а чьё-то новогоднее «ура! »
исподтишка напомнит — вот дурак,
еще вчера как будто жить хотел.

В больничных стенах столько мертвых душ.
Попробуй их спасти… Разбей, разрушь!
Чего бы ради? Просто больно уж
они тебе в своем спасенье рады.
Ну вот и всё. Халаты не снуют
в кроватных лабиринтах. Тихо тут –
в ничейной тьме. Безвременный приют
не всполошат салюта канонады.

Ты не свет, не солнце, не свеча...

Ты не свет, не солнце, не свеча,
Даже не искра у зажигалки.
Снова закурила.. сгоряча.
С видом жалким
Фильтром недокуренным лежишь.
Одержим надеждою стать нужным?
Но признайся - ненавидишь жизнь
или хуже.
Ты меня бы наспех потушил
И пытался... Помню, как сегодня -
Много вас истлело у души,
Но довольно.
Мне искрится, только если врознь...
Пусть тебя затопчет первый встречный.
Это будет солнечный насквозь
Человечек.

Дрянное

* содержит мат*
***
поели, давай поспим
не гладя друг другу спин
не глЯдя в глаза детей
смелей
никто не узнает в нас
разбитых тарелок, фраз
приличных до зае.ло
назло
соседке, что так спешит
кому-то готовить щи
мы ужинать в ресторан
я дрянь...

Позволь мне не войти в твою привычку...

Позволь мне не войти в твою привычку,
очередную прихоть на двоих,
где выплакав на лист болезный стих,
ты грезишь стать карающею спичкой.

Так мало мне тебя в моменты встреч,
так много в переплетах расставаний…
И молится бумага над словами,
но не сберечь — ни строчки не сберечь!

Сгорят листы… В горячем пепелище
ты стих прошепчешь вожделенным ртом
о жажде, о прощении, о том,
как губы друг у друга нежность ищут.

Истлеет ночь, разоблачая страх
холодной прозой по горячей коже.
Мы долго это выдержать не сможем -
остынем друг у друга на глазах…
______________________________

Оставь мне чистый лист и теплый плед,
позволь мне не войти в твою привычку,
где слово “да” не впишется в ответ
на твой намёк стать выгоревшей спичкой.

Второпях...

Душа и старое пальто,
на двух гвоздях.
Здесь ничего не нажито…
Я второпях
меняю черное на снег -
почти бегу,
стекает шепот в каждый след
с бесцветных губ.
Не важен смысл, да гнется гвоздь,
забитый в жизнь.
Душа в пальто, но с телом врозь,
еще дрожит...

До сегодня дожил...

Копошится ветер в лицах,
листьях. Время выжить
крепким градусом. Случится,
что должно. Прости же
сам себя, в похмелье жадном
смысл оправдаться.
Что случилось, то и ладно,
время пять пятнадцать.
До сегодня дожил. Боже,
за такую милость,
даже ветру быть под кожей
истинно приснилось.
Ты не чувствовал прохлады
из-за страха выжать
сорок градусов проклятых…

Солнце стены лижет
и лицо твое. Стихает,
что казалось правдой.
Крепким кофе и стихами
новый день оправдан.

Ты тем и мил мне...

Ты тем и мил мне, давний друг
Что я, чужая,
Себя твоей в сплетенье рук
Воображаю...
Но нет, не страстью полон дух
Не вожделеньем -
От непонятных бабьих мук
Освобожденье...
Когда б я знала, что вокруг
Все зыбко, тленно,
Не отпускала б этих рук
Благословенных...

Снова мы квиты

Снова мы квиты - убиты
от точки зачатия жизни
до "после нас".
В старый палас
закрутим улики
и выкинем
с окон казенных домов,
где каждый готов
поживиться молитвами снов
о всепрощении.
Смерть блаженнее
наказания…

Но что у тебя за мания
всегда возвращаться
и меня воскрешать?
Паласов не напасешься!
И кто я теперь -
дочь, жена, мать?
Опять
друг друга терпеть…
Смеёшься?
А знаешь - иди ты,
слышишь из окон молитвы -
время не врёт,
мы на тысячу жизней вперед
убиты.

Сплошное пиии...

Когда уходит то,
что мы по глупости любовью называем,
уходит без пальто -
торопится, обжигается чаем,
сигарету не тушит,
бросает кружку в стену, слово в душу,
нарочито отчаянно хлопает дверью…
И ты веришь в...
(сплошное пиии…)!
Еще пару жизней не спишь,
в промежутках между истериками
слушаешь лифт,
это почти выносимо, скажи?
Этажи -
от одного до двенадцати,
можно не стараться
затыкать себе рот пальцами.
И после готова
их грызть до крови
на цифре, допустим, восемь…
Внутри, апофеозом -
бросил!

Но случается утро и чья то весна,
в тот самый момент,
когда во снах
рухнули все этажи
в пропасть придуманной кем то лжи.
На прошлое пофиг...
Ты лежишь
и улыбаешься ресницами -
что-то должно родится
в кружке с горячим кофе,
крепким, как руки его
терпким, как губы.
Знаю - погубит,
но черт побери -
вся эта преданность (здесь снова пиии…)!
Жизнь ничему не учит -
мы также глупы,
но по весеннему, лучше…

Депрессняшкам посвящается

Ну всё, депрессняшки, хватит -
пора выходить наружу.
Негоже в постылой хате
мой разум тоской утюжить.

Взрывайтесь в разбитых стёклах,
спивайтесь в горячих венах.
Что было вчера - издохло,
что будет - недостоверно.

Я новые окна вставлю
в проемы, где вы толпились.
Не будет в них больше ставень
Валите, валите или
я вас, мои дети боли,
любить очень сильно буду.
А это страшнее воли
непрошенного Иуды.

Любовь - это вам не слезы,
не жалкая пытка солью.
Эй, где вы? Ну нет… серьёзно -
напейтесь моей любовью.

В твоём прости...

В твоём прости так много букв,
хватило бы одной
упрямой П в ущелье губ,
где смысл бесконечно груб,
но искренен со мной.

Стихают камнепады слов -
я взглядом говорю.
Твой рот извергнуться готов
похожим на… на нелюбовь.
Молчи, мне хватит Лю...

О, женщина, способная любить...

Всю ночь без сна, к утру безумный шторм
затих в подушках, выбитых до тощего.
Она не распахнет сегодня штор
и не наденет платья… Все хорошее

осталось там - в вулканах чьих-то глаз,
в жужжании весны и губ старании
зацеловать до невозможных фраз:
- не отпускай…
- держу, моя ты странная…

Улыбка - уксус, взгляд - армагеддон
за окнами, зашторенными веками.
Бегите все, кто ею не прощён,
молитесь те, кто от неё не бегали.

О, женщина, способная любить
до хрипоты горы, кишащей раками!
Её оставить - что приговорить
к проклятию Горгоны мужа всякого.

Сильная штука

Выкиньте меня из головы,
да не из своей!
Меня повесьте вверх ногами
и трясите, что есть сил,
бейте по перекрестиям.
Больно будет всем,
пока жива.
Только эта боль не настоящая.
Есть страшнее, тише,
но изящнее -
без причины, кулака, ножа…
Ей не портить кожи ,
вен не пить…
Ей не наиграться телом
(если бы).
А не выживу, тому и быть -
провожайте песнями.
Вам ли праздника не хотеть?
Не жалеть, по углам не шушукать.
Обезболила смерть -
сильная штука…

Ветер в бутылке

Ветер в бутылке.
Мы снова лишаемся истины,
выпить свободы теперь не дано никому.
Все эти правды о мире
в зачатье бессмысленны.
Каждой их них уготовано сеять
войну
без победителей, жертв ,
без живого присутствия.
В мёртвом безветрии нет вдохновения жить.
Время глаголет незримую нам конституцию -
право без права.
А где то всё так же лежит
рыцарь диванный, себя возомнивший апостолом,
правым мессией, карающим (мух на стекле)...

Ветру в бутылке не дОлжно
смиренным стать воздухом.
Грянет торнадо - конец и начало Земле.

Уловка миров

Корчит рожицы пацан пятилетка
в трещины зеркалов.
Каждое искажение - уловка его миров.
В одном из них Будда,
еще не познавший себя самого,
он пробудился под утро
без снов.
Пока здесь обычный мальчишка
для смертных людей.
Меняется угол зрения
рыдает Титан у дверей,
ему то негоже,
бессмертному где взять слякоть?
Пацан крепится, он сильный,
не плакать.
Кого -то достала вся эта вечность
и боги,
и взгляд синеокий
предательства бесконечного.

Картина меняется снова -
скалы и древний вереск,
мальчугану уже не пять,
время ересь,
боги погибли.
Он Будда в каждом камне
и капле,
в каждом цветке он нектар -
приди да выпей.
Крошится зеркало на лепестки
и взлетает миллионами колибри.

Психоделическое

рыбы выходят на сушу
жарятся в сковородках
и застревают костями
в чьих-то голодных глотках

птицы сползают на землю
перьями, до щекотки
варятся в чьем-то супе
и застревают в глотках

чиркая спичкой надгробье
люди сгорают ловко
и не съедобен пепел
но застревает в глотках

Всему своё

Всему свое... А дни уже не те...
Мне снова выживать среди смертей
Бездушных листьев и безбожных лиц,
Завидуя судьбе крикливых птиц.

Кому-то в кайф и дождь за воротник,
Что без стыда к запретному приник,
И листопад, и мокрое пальто…
Но все не то…. не то… не то - не то!

Мне бы лететь - не птицей, но душой
Туда, где мир тоской не искушён…
Туда, где ночь из мыслей удалит
Осенних дней печальный колорит.

Туда, где день заменит крик души
Коротким и уверенным – «Дыши…»
.................................
Но тела гнёт к полету не готов....
Опять сушу промокшее пальто...

Про думы

Курю... По бабьи день оплакан.
Не спится мне.
Но тишина теперь во благо,
Как первый снег.
Все к черту, думы бесконечны,
Под стать дневным.
По мысли в каждое колечко,
Пускаю дым.
И в горьковатом послевкусье
Из тысяч дум
Одна до смерти не отпустит -
Куда уйду...

Годики воробушки

Годики воробушки к осени теряются
В сырости пролесочка молодых берез.
На прощанье выпорхнут вдоль ржавелой рабицы,
Намекнув, у осени смерти не всерьез.

Выгорая красками, к ноябрю умается,
В лужах расплескается, будто навсегда.
Все ее наследие - развести сумятицу,
Прихватив в забвение и мои года..

Только возвращается воробьем подрощенным,
Что лучом из прошлого щедро обогрет.
Сядет тот на рабицу, но березы скошены...
Больше нет пролесочка, и меня уж нет.

Говорят, нельзя...

светом истинного хочу
слепит мысленное нельзя
у меня не хватает чувств
не хватает... зла...

у меня не хватает рук
чтобы больше чем солнце взять
но смыкать не рискую круг
говорят... нельзя...

предназначена для луны
говорят там приют других
а потом это просто сны
просто сны.. ну их...

я ромашки люблю в полях
они песни мои поют
они истину говорят -
мой не здесь... приют...

Жажда непрощенья

Какая блажь друг друга не касаться
Казаться (кто бы говорил),
быть славной парой
для чужих мерил,
горячим сэндвичем
для посторонних ртов.
Их слишком много...
Ты готов?..

Какая мука выспаться навеки
не с человеком,
но с самим собой
Себе же ныть:
ты ноги хоть укрой,
и тут же забывать накинуть одеяло.
Нас мало...

Какая глупость
в одиночестве вдвоем,
в иллюзиях не заводить романа -
мы тешимся самообманом,
мы жажду непрощенья пьём
пустым стаканом...

Всего лишь кошка

Все хорошо и все идет как надо -
словам слава, а тишине покой.
Мне ваша дружба больше не награда,
когда невопрошающей рукой
приглажу кошку, брошенную вами.
Нет, нет - не злюсь, да что там говорить,
ее мурчанье не сказать словами,
но сердцем выпить… Некого винить
в придуманных богах, их слишком много,
глаголет каждый праведную весть.
Я продолжаю бессловесно трогать
живого тельца выцветшую шерсть.

И так легко , без боли, первозданно
течет момент по венам бытия.
Всего лишь кошка, из простых дворянок,
глазами Бога смотрит на меня.

Замутим?

Я буду напротив,
не против?
До завтра четыре минуты,
там завтрак
замутим
и думать забудем,
как нервы друг другу
испортить.

Туда и обратно -
до пульса,
по выдоху в каждое слово.
На выходе снова
меня остановишь
шлепком по спине -
не сутулься.

Под ситцем
проститься бы.
Кто мы
друг другу?
В прокуренной майке
мой воздух не найден,
И будет инсайтом
кровати неловкая
кома.

Дай, постираю...

Истиной не трубят,
в лысине нет волос.
Из одного тебя
кастинг не так уж прост.

Яблоко не сгниёт,
если по веткам ток.
Не исчезает лед,
будет воды глоток.

Парюсь , но выбор прост -
пальцем тереть стекло.
Если не скажешь - брось,
вымолчу перелом
выжженного моста,
от улететь до дна.
Истина так проста,
если она одна.

Небу приснится сон,
бога получит грех.
Где твой второй носок,
дай постираю… эх.