Стихи - Страница 484

Пионы. А. Ахматовой посвящается.

Я лилий нарвала прекрасных и душистых...
"Лилии". А. Ахматова.


Из сада я пионы принесу,
Поставлю в вазу из стекла резного.
На лепестках и листьях звёздную росу
Я сохраню меж запаха хмельного.

Нежны и горделивы те цветы,
Но сущность их вполне сурова.
Мой драгоценный, слышится мне, ты
В стране чужой меня окликнул снова.

Март.

Любви не существующая пыль
Над городом кружится
И в марта фиолетовую стынь,
Задумавшись, ложится.

Не глубоко, не высоко, не долго,
Ещё, быть может, не вчера
На патефоне колкая иголка
Играла: ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла.

Ну, а теперь внемли бессмертным
Мечтам, пугающе живым!
Ты - стриж, ты будешь в мире первым.
И вечно будешь молодым.

Приморское.

Ну, и погодка! Шторм ночной
На берег выбросил полмира!
Там, за песчаною стеной,
Звенит, трепещет чья-то лира.

Ракушек соберу на суп.
Удачный день и настроенье!
Коснись моих солёных губ,
Бог вдохновенья иль прозренья!

Крокодил.

Мне стало известно:
Оно существует,
То тайное Царство,
Где джунгли ликуют.
И ночью глубокой,
Как юг черноокой,
Там плачет Драконов Мать!

"О чём, Кровожадная,
Сердце тоскует,
И жертвы не радуют острый зуб?
О чём, Длиннолицая,
Враг твой ликует
Улыбкой проклятых, проклятых губ?
Неужто свершилось,
Что Ты преклонилась,
И голову низко,
Как раб, опустила,
Что Ужасом Древним
Так долго звалась?
Неужто смеётся,
Презрением вьётся
Та лента из кожи,
Что с кожи Твоей?
Кто вырезал острым,
Как месяц округлым,
Как солнце горячим
Клинком Твою суть?
Скажи мне, Царица,
Неужто как птица
Ты больше не будешь,
Не будешь летать?"

"Оставь меня, путник,
В тиши каменелой
И дай поскорей умереть!
То солнце сгорело,
Что жизнь мою грело
Десятки безбедных лет.
То утро пропало,
Когда я узнала,
Что едет ко мне Человек!
То кровью застыло,
Что шкурой мне было.
И крыльев в помине нет!
Поверишь ли, путник,
Я стала добычей!
И страх не рождает
Мой больше лик.
Поверишь, проезжий,
Что ночь застилает
И скудно питает
И дух мой, и плоть..."

И плачет в глубокой,
Как юг черноокой,
В стране диких джунглей
Драконов Мать...
И болью высокой,
Как смерть одинокой,
Её накрывает страх.
… показать весь текст …

Горожанин.

У кого-то земля плоская.
У кого-то она круглая.
У меня же земля с досками
И бетонными вверх грудями.

Да, девица совсем странная,
С первобытным своим норовом.
Для крестьян, говорят, желанная,
А для нас со своим городом?

Где-то там по лесам хаживал,
По степям золотым езживал.
Из-под пятки земли глядывал,
Из-под мышки земли нюхивал.

А пришёл и смотрю дурнем я
На „корсет” и „чулки” новые...
-„Здравствуй, детка, любовь моя!”-
...И на „шпильки„ её хипповые.

Шапито

Серебри! Серебри, Поэт,
Звуки струн серебри скорей!
Кто придумал слово „сонет”
Для напыщенно важных людей?!

Наплели, нашептали: „Муза!”
Что за слово такое вдруг?
Это всё от голодного пуза
И от слабости белых рук.

Всё равно ты умней, чем нужно.
Всё равно твой язык острей.
Для тебя - оловянная кружка,
А из золота - для царей.

По окраинам нам скитаться!
От звезды до звезды идти!
Может, в цирк нам с тобой податься?..
Как уродцы или шуты...

Ночь падает во тьму
Не громких комнат.
Я слов не соберу.
Язык мой - молот.

Удар и тишина.
Всё глубже, тише...
Печаль моя легла
Луной на крыши.

По Гомеру.

"Музы, молю — из толпы многогрешного рода людского
Вечно влеките к священному свету скиталицу-душу".
Из античного гимна.


Музы и фавны, меня воспойте!
Дочь Александро и дочь Людмилы.
С Аполлинарией рядом стойте!
В горькие ночи дайте ей силы.

Я Аполлона печальным даром
В годы лишений и долгих странствий
Преображалась.Земля не шаром,
Тартаром слыла...Землёй Аида.

Гелиос-солнце, вставай скорее!
Оры не спят у своих ворот.
Осса и Мойры чудная сила
Дарят богам амброзический год.

Я - не Калипсо и не Цирцея.
Может быть, Геба, а может, Эос.
Я и у Феба, его, Дальновержца,
Проклята вдвое...Проткнута в сердце.

Музы и фавны, меня воспойте!
Дочь Александро и дочь Людмилы.
Нимфы печальные, стойте, стойте!
Аполлинарии дайте силы!

Мне бы из Леты один глоточек!
Но Мнемосины источник здесь.
Кровь вытекает из чёрных строчек:
Старым теням вспоминать и есть.

Я - не Пигмей. Война - не с птицей.
В жилах „ихор” не моих течёт.
Знак победителям - справа-птица
Знак побеждённым - наоборот.

Двадцать два года - в слугах Ареса.
Двадцать два года иду домой.
Путь указующий- жезл Гермеса,
Так же, как Фатум, всегда со мной.

...Музы и фавны, меня воспойте!
Дочь Александро и дочь Людмилы.
С Аполлинарией рядом стойте,
В горькие годы дайте ей силы!
… показать весь текст …

Венец терновый преподнёс
И бросил в тишину:
„Тяжёлых кос твоих волну
Я больше не люблю”.

Как руки тонки! Щёки белы!
Глаза испуганно глядят.
И губ изгиб ещё незрелый
Как будто капельку помят.

Бессмертник.

Ледяные руки к небу воздевая,
Он лежал, а ветер выл.
Мой бессмертник, я-то знаю,
Что не ты меня любил.

Сухоцвет печален, милый.
Взгляд прозрачен сквозь стекло.
Поля высохшего милю
Снова снегом замело.

Как колюч прошедший вечер!
Нет мне отдыха в дому.
Мой любимый, мой беспечный,
Только я тебя пойму!

Тайное.

Углы теряются во тьме.
Неверен путь.
Ты приходи ещё ко мне.
Ты не забудь.

Красивый отблеск у реки,
Браслетов тьма.
У той излучины легки
Все имена.

Ночь на крови. В крови рассвет.
И пол холодный под ногой
Как чей-то след бредёт за мной
Чужой весной.

И прячет тайны в сосняке,
И в сундуке, на чердаке
Какой-то странною мечтой,
Ещё не злой.

И угловатые часы
Так непонятны и честны,
Что обещают мне рассвет,
А счастье - нет.

Мир дому твоему!
Добро и свет ему.
Холодные рассветы
Пусть не горят там, где ты.

И терпкие слова,
И кругом голова
Пусть будут у меня.
А у тебя не я.

Моя земля

Земля моя!
Тебе слагаю гимн.
(Частушки петь
оставлю я другим)
Под сенью трав
к груди твоей прижмусь.
Согрей меня,
моя родная Русь.
Вдохни в меня
российской доброты.
Я не стыжусь
душевной наготы.
Мое лицо
омой святой водой
И научи
как справиться с бедой.
Беда моя
незрима и мала.
По всей земле
таких бессчетно бед.
Любую боль
могу перетерпеть,
Но не стерпеть
запрета на дела.
Я полон сил,
ты чувствуешь, земля?
Но в данный час
не нужен мой талант.
Снесен в ломбард
парадный аксельбант,
А сердце ест
бесчувственная тля.
И только ты,
святая простота,
Даешь мне сок
от дерева надежд.
Уткнувшись в тишь
твоих лесных одежд,
Я предаюсь
возвышенным мечтам.

Мой Ярославль

Оставлю Питер ненадолго
Морским порывистым ветрам.
Налет печали смою в Волге,
Свою признательность отдам.
Мила мне зелень Ярославля,
Мне дорог каждый бугорок.
Твою красу я, Волга, славлю,
Вложив тепло в десяток строк.
Мой первый крик пронзил твой берег,
Я был умыт твоей водой.
Мой город. Все здесь было первым,
Вся жизнь пропитана тобой.
Мне вновь и вновь ласкает уши
Певучий волжский говорок.
Церковный звон готов я слушать,
Застыв у кованых ворот.
Церковный звон волнует душу,
И сердце, в такт колоколам,
Стучит. А губы шепчут ту же
Молитву Спасским куполам.
В молитве той слова простые.
Земле не нужно пышных слов.
Я здесь дышу моей Россией,
Листая том приятных снов.
И если сердце захлебнется
На склоне солнечного дня,
Придет другой и улыбнется,
И рифмой скажет за меня.

Вдали погас последний луч заката

Вдали погас последний луч заката,
И сразу темнота на землю пала.
Прости меня, но я не виновата,
Что я любить и ждать тебя устала.

Гляжу я в полутёмную аллею
И отчего мне грустно, я не знаю,
Ведь не о чем я больше не жалею,
И ни о ком я больше не мечтаю.

Забыть бы поскорей о том, что было,
О том, как я томилась и скучала,
Как я ждала, надеялась, любила
И каждый раз одна весну встречала.

И больше мы не встретимся друг с другом,
Никто из нас той встречи не желает,
А за окном гуляет злая вьюга
И надо мной смеется и рыдает.

Ведь были же мы счастливы когда-то,
Любили мы, а разве ж это мало.
Пришел другой - и я не виновата,
Что я любить и ждать тебя устала.

Слова написаны на музыку популярной в конце 50-х годов албанской песни "Лёгкая как бабочка", более известной как "Албанское танго"

Из песен остается на века
Скорее песня та, что коротка.
Порой навечно людям остается
Короткая, но мудрая строка.
В коротком слове мудрость к нам пробьется,
Хоть век назад слетела с языка.

Ах, как красивы...

Ах, как красивы заграничные обертки.
Как громогласна забугорная молва.
Но мне приятней образцы российской сборки,
моей глубинки задушевные слова.

И потому, что я Россиюшкой заполнен,
в которой сердцем слышу чистый перезвон,
не променяю звонаря на колокольне
на самый лучший европейский карильон.

Голос сердца. Памяти И. А. Бродского.

Я слушаю, твои слова
Полны надежды.
Глубоких окон синева
Молчит, как прежде.

На распустившуюся ночь
Сирень похожа.
Уходит прошлое не прочь -
Под мякоть кожи.

И оголённые сердца
Так верят в чудо,
Что да прибудут поезда,
Но не с Иудой;

Что у далёкой той земли
Всё ждут кого-то,
Что все для счастья рождены,
И я тот кто-то.

И завывает граммофон
В дому у моря.
И я удачливым рождён,
Ни с кем не споря.

Между нами.

Вечер. Томные слова
Выливаются за грани.
Ходит кругом голова.
Осень. Осень между нами.

Между нами города,
Океаны, метеоры...
Между нами навсегда
Все не начатые споры.

Венеция жизни моей.

Я вплываю в Венецию жизни моей
Без затей, без потерь, без любви.
Всё оставила в память людей,
Затерявшихся где-то вдали.

Тонким улицам, длинным каналам
Подарю свою верность я,
Чтобы сердце вовек не знало,
Что чужая милей земля.

И в морском своём дивном царстве
Разведу голубей и рыб,
Чтобы каждый в своём мытарстве
Всякий был обогрет и сыт.

И воздастся хвала Святому
От моих потускневших губ:
"Боже, дай же теперь любому
То, чему он так горько люб!"

И легко так с железным стоном
Где-то там отойдёт душа.
Колокольным весенним звоном
Её Русь до сих пор жива.

Жара. Июль.

Июль.
Жара, стекающая с неба,
Ложится под ноги мои.

Стою.
И там, где вечер ещё не был,
Нагреты выступы земли.

Смеюсь.
И волосы, вплетаясь в ветер,
Летят, летят в чужую даль.

Сержусь.
И всё прекрасное на свете
Так смертно, что немного жаль.

Песня людского счастья.

Письма мне, люди, не шлите,
Раны мои не тревожьте.
Кто там играет на флейте:
Музы иль фавн прохожий?

Что раздаётся в песне,
В песне людского счастья?
Что одинокие вместе
Встретят свои несчастья!

Что есть на свете дружба
Крепче цепей и болей.
Что всяк кому-то нужен,
Нужен кому-то вскоре!...

Эта ли песня в сердце
Корни пустить сумеет?...
Фавн одинокий в поле
Всё доиграть не смеет.

Гимн первооткрывателей.

В тёмной комнате, в тёмном углу
Побеждает Георгий змея.
А у дальних, чужих ворот
Мак горит, чьей-то кровью млея.

И зовёт переливов звон
В шумном грохоте предрассветья:
„Эй, смотри! Одинокий гром
Расправляет к полету перья!”

И шумит под ребром порода -
Постамент потаенных дум.
„Я есть кто? И какого рода?”-
Шепчет в ухо косматый ум.

И влекут позывные-песни,
И светло на душе от них.
Гений шепчет: „А если, если?...”
Но его обрывают: „Псих!”

-„Аллилуйя!” - Великим песням!
-„Аллилуйя!” - Певцам-вдвойне!
Тем, кто шепчет: „А если, если?...”
Даже в самой кромешной тьме.

Человек.

Я - ничто и никто!
Я - космос.
Пыль старинная тёртых книг.

Я - летящая вдаль комета!
Я - трёхтомник,
И я - триптих.

Жизнь подкована.
Цепи сцеплены.
Цель поставлена: выше всех!

Только
Цены давно обесценены.
И в офшорах гуляет смех.

Я - фанатик. И я - чудовище.
Верный вере, но атеист.
Нас, таких, накопилось скопище,
Но наш файл почти что чист.

Я - отвёртка. И я - отдушина.
Я - Далила в Самсонов час.
Вавилонская башня разрушена.
Я приветствую чёрных нас!

Памяти Расула Гамзатова. Дагестан.

Если слов моих печальный караван
Добредёт до сердца твоего,
Ты увидишь, сколько тяжких ран
У меня на сердце залегло.

Если соколом запущенная мысль
Всё ж тебя догонит поутру -
Ты увидишь ясно: жизни смысл
С горных я ручьёв твоих беру.

Если чувства-гончие легки,
За тобою ходят по пятам,
Значит, я от боли и тоски,
Как от горькой водки буду пьян.

Если верность - горсточка земли,
Горец ей, Расул, навеки дан.
Улыбайся, смейся и люби,
Мой прекрасный, гордый Дагестан!

Сирин и Алконост В. М. Васнецова.

по впечатлению от картины Васнецова Виктора Михайловича (1848-1926)"
/ Сирин и Алконост /


Мне сегодня и радостно, и печально...
Словно в золоте предвечерняя тьма.
В хрустале залегли фатально
Заболевшие жемчуга.

И алмазным сверкая блеском,
Остро режа мои глаза,
Звезды с тихим небесным всплеском
Зажигают в садах себя.

И кружат стайки огненных искр...
Утомленные ветви склоня,
Клён простер их легко и маня,
Гамаюном признав меня.

Орфей.

по картине "Орфей" Жана Дельвиля .

Вот, входит он.
Молчит, не спорит, не смеётся.
Садится на кровать
И арфу достаёт, и песня льётся.

Я, жадная, лежу.
Дышу жасминным дымом.
За тенью час слежу,
За Каллиопы сыном.

И чудится, что ночь
Сплетает звуки.
Но миг уносит прочь,
И никнут руки.

Мы лжём на самых разных языках,
Но любим одинаково - навскидку.
Проходит сквозь ушко иголки нитка,
Сшивая мой рассвет и твой закат.
Мы верим - кто во что, поди пойми,
Чья вера ближе к небу, не бывает
Единственной. Под стук колёс трамвая
Мы смотрим сны, прикрыв глаза на миг.
А кто-то, очень добрый во хмелю,
Однажды заберёт нас, одиноких,
И даст понять, что сходятся дороги
В конечном пункте "Я тебя люблю".

Странный вечер

Он не будет вечным –
Этот странный вечер.
На закате солнце
Грустно улыбнётся,
Загорятся звёзды –
Это ведь так просто.
Шум листвы в ночи,
Птица вот кричит,
Слабый ветерок
Покачнул замок.
А в моей квартире,
Словно, в старом тире,
Жизнь в меня стреляет –
Радость убивает.
В рюмочке коньяк, сигаретный дым –
Я опять задумчив, непоколебим.
Гаснет свет в квартире, шторы запахнув,
Вот шагаю в спальню, тяжело вздохнув.
Вроде, как всегда. Вроде, как обычно.
Но не повторится этот странный вечер...

Глухой музыкант

В мрачной темноте поёт пианино.
Любая оплошность здесь не простима.
Глухой музыкант сыграет свой лад,
И забудется навеки, что скоро закат.

Он слышит больше, чем способен ты.
Прошу, не торопись, немного подожди.
Увидь прекрасное в танце клавиш.
О чём хоть играет, ты понимаешь?

О последних сороках, остановится сердце.
Кричит ветерок: "Никому вы не верьте!".
Что мешает оставить душу в пианино?
Считать его слабым — слишком уж мнимо.

Да, он не услышит твои возраженья.
Не услышит последние жизни мгновения.
Он понимает, почему не дан ему слух.
Видно гораздо больше, злости лишний стук.

Смысл останется в бедных нотах.
Затеряется ритм в мятых блокнотах.
Звучит последняя его мелодия...
Мрака и пианино одинокая рапсодия.

В тиши услышишь ты пляс пианино,
Глухой музыкант на ладони у мира