Цитаты Роман Эсс про разное

Вавилон

Невежество владеет дураком
и служит празднословием злодею.
Убогим современным языком,
поэт, дерзни создать ты "Одиссею"!

Мы безязыки стали как моллюски,
грызя друг друга сотню лет подряд.
Сам сатана в квартирах стал как брат,
и льстить безумцам: "Русский лучше русских!"

И тупо смотрит ввысь больной народ,
почесываясь в божие орбиты,
на сотни светолет тому вперед -
лишь подлый раб у злых космополитов.

Среди иных нехристианских стран
дадим мы фору в атеизме дурням прочим.
Так пожирает нас Левиафан
при свете дня, а мы тому хохочем.

Скопцы забот и праха, мы грядем,
все должники у золотых кумиров,
мы в скотобойню прем и бьемся лбом
витиям суемудренного мира.

Полярной, лунною...

Полярной, лунною, снегами
В раек удушливый к болванам –
Пройди метелью меж столами,
И сядь со мною рядом, пьяным.

Ведь с трезвым мною жить – нелепость!
Я нынче пьян, но вижу, жалок,
Очей невысказанных нежность
И зимний сон таких фиалок!

Когда все жаждет лишь нажраться.
В хрусталь ломаются затылки –
Того вон кейса, той – в прострации,
Или вон той свиньи-копилки.

Когда такие сны роятся
В моем мозгу под лоск столетья!
- И у кого - у самозванца!
- И у кого не нефть, а ветер!

А под столом сипит в брючине
Селедка-шут под маринадом.
А ты – не здесь, ты – морем синим
Царишь – луна, в волне наяда.

В очах твоих бегут олени,
И росомаха смотрит в серьги.
А свет какой в твои колени
Под тонким кружевом о снеге!

Пока – стрекочут про Лас-Вегас,
Я познаю иные звезды,
Двух полнолуний заповедность,
Двух губ рябиновость мороза.

Твое истаявшее тело
Несу, в насмешках утонувший,
За ледники, огни предела
И в океан, давно минувший.

В богемной свалке живописцев
О кружевах о сонных платья,
Когда б напиться, утопиться
В волне, безумнее обьятья!

Русская жизнь

О, долго ль гнить в тебе, давно уж не Россия,
С народом современным несвятым!
И нет угла на свете, где б к родным
Из этой жизни приползти в бессилье!

Где нет свирепой радости глумлистых
До евро жадных тележурналистов!
Но где поэмы в газетенке местной
Под N и вензелем курсистки неизвестной.

Где не видны терактов вдруг пожары
И не слыхать телевизионной нови –
Их всхлип от радости при бедствиях и крови,
Чем больше гибнет, тем и больше гонорары!

Где ты, покойный русский уголок,
С перинами, с кивотами в углу,
С цветными пятнами с лампадок на полу,
С печуркой жаркой в зимний вечерок.

С блескучей птицей в изразце хрустальном
Святой Руси почти полузабытой.
С котом ангорским долгие молитвы
При Троеручице славянскою печальной.

Там том Дашковой красный и сафьянный
На этажерке буковой в диванной
С портретом фрейлины с собачкой у камина
В шелках и рюшечках времен Екатерины.

Там в библиотеке у голландской печки
Двух барышен скучающие плечики
За алым бархатом, и синий «Современник».
И голос ангельский: «Зайдите в понедельник».

Где,где подобье Суздаля такого?
Там в сапогах начищенных яловых
Мимо рядов мясных, мучных, медяных
Под ручку бродишь с барышней румяной.

Да купишь в рубль царский настоящий
Хрустальный камень сахара звенящий,
Да чая фунт, да калачей с изюмом.
Да завернешь потом на шкалик к кумам.

А после смотришь на закате дальнем
На всенародное с гармонями гулянье,
На санок лет, на хохоты из тьмы,
На чучело горящее зимы…
… показать весь текст …

Sine luce.

И был туман, и тихонощный
настороженный хаос вод.
Горел фонарь лишь возле почты,
и спал как мертвецы народ.

Один бродил я в этом мире,
и как привычная беда,
назойней, тупо, глухо, шире,
все шире капала вода.

Я сам не ведал, что поэтом
здесь среди смерти я бродил,
полночный страж дневного света
среди безбожия могил.

Никто не вспоминал усопших
и тени плакали в пути
на темных улицах продрогших.
И было не к кому пойти.

Вода темнилась за кустами
как будто умерли в стране.
Темно и мрачно было в храме,
и кто-то плакал там в окне.

Земля летела вон с орбиты,
но спал ее глухой народ.
Оставь дневные ты молитвы,
над миром солнце не взойдет.

И будет впредь - все ночь глухая,
глухие, серые года.
Не говорите мне о рае.
Не просыпайтесь никогда!

Не жги свечу. Она устала
светить нежившим потому,
что всюду черные провалы
во осязаемую Тьму.

Чаша гнева

Круша железные твердыни
у всем привычных адских сил
в американской Украине
идет архангел Михаил.

Идет - и пыль летит с домов,
и стон, и плач, и плеск, и вой,
главой он выше облаков
над оскверненною землей.

Ломая замки и преграды
и близь, и в тающей дали
у демонического стада
жрецов, богинь всея земли.

Стенают видимые бесы
и в пекле Запада горят,
во всей вселенной поднебесной
отныне вам огонь и ад!

За горизонтом непостижным
в стране полунощной пустой
в броне архангела я вижу
огонь грядущего святой.