Памяти жертв Холокоста
Абажур из человеческой кожи,
портмоне, чехол, закладка для книги…
Сотни жизней эти вещи дороже,
материал то выбирали не Боги.
Отморозки, без моральных устоев.
Форма, свастика, восторженный выкрик:
«Хайль Гитлер», вскинув руки из строя,
в знак приветствия беды в этом мире.
А у фрау Ильзы новая сумка
из поляка, а быть может еврейки.
Для кого из них закончилась мука?
Стать кому забавой третьего рейха?
...В те элитные отряды эССа
набирали чистокровных арийцев,
чтоб цепными псами сделать" от беса".
Ад на землю вышел в кожаных берцах,
не жалея стариков и младенцев.
В мире не было историй подобных,
печи строили не чтобы согреться,
чтоб огонь кормить людьми в преисподней.
А у фрау Ильзы будут перчатки.
Кожу, фрау, три часа выбирала.
В печи бросят от перчаток "остатки",
непригодного теперь материала.
...Люди в пекло навсегда уходили,
через трубы улетая на небо,
оседая над бараками пылью…
Оставляя полосатые робы,
номера и золотые коронки.
Всё, что жизни оказалось дороже:
переплёт для книги с татуировкой,
абажур из человеческой кожи.
Р.S.
И;льза Кох,наиболее известна под псевдонимом «Фрау Абажур».
Получила прозвище «Бухенвальдская ведьма» и «Сука Бухенвальда» за жестокие пытки заключённых лагеря.
Кох также обвинялась в том, что приказывала убивать заключённых с татуировками, чтобы затем делать из человеческой кожи различные оригинальные поделки (в частности, абажуры, перчатки, переплёты книг)...
Стихотворение Геры Шторм «Абажур из человеческой кожи»
Комментарии
Похожие статусы
Пользователь 16700
27 Июня 2019
Жёлтые звезды
жёлтые звёзды смиренно несут.
Всякий, кто там, тщетно греет надежду
то, что закончится этот абсурд.
С каждой минутой, и вздохом, и шагом,
будто ступая во сне в пустоту,
жизнь исчезает за рваным оврагом,
сзади идущим оставив мечту
в помощь, чтоб выжить. А больше не надо.
Мать прижимает к себе малыша.
Их вереницей, как скот, сбили в стадо
и в Бабий Яр гонят – перемешать.
Стонет брусчатка утробно, тревожно.
Люди от дикого страха молчат.
Шанс уцелеть до смешного ничтожен.
Внешность на всех наложила печать.
Падают старцы, сознанье теряя,
их добивают ногами при всех.
Падает небо – так ближе до рая.
Все перемешано, крики и смех.
Смех тех людей, что назвать даже страшно.
Мироточит вся брусчатка, и лишь
мама толкает ребёнка отважно
в лес. Пусть спасётся хотя бы малыш.
Немцы — не немцы. Да это соседи,
те, что сидели за общим столом!
И самовар натирали из меди
и отвечали на "здравствуй" — "шалом".
Страшно. Соседи, теперь полицаи,
ловят ребёнка, соседа — врага.
Сбитую с ног мать собаки терзают.
Эхо несёт: Не смотри, убегай...
Нелюди. Люди ли гонят мальчонку.
Хохот навис над вселенской бедой.
Камень за камнем кидают вдогонку.
Падает маленький навзничь звездой.
Стёрты с земли люди в серых одеждах.
Время развеяло все имена.
Только дороги там помнят, как прежде,
путь их последний, от сна и до сна.
Георгий Скрипкин
31 Марта 2018
Звериное житье (Лихие 90-тые)
Под сенью неба голубого
Хранил господь зверье любое,
Включая волка и лису.
Но вот на трон взошел медведь,
Давать советы стали волки.
Зверье попряталось под елки.
Ему ни спеть ни пореветь.
Медведь, на троне развалясь,
Сосал взахлеб уже не лапу,
Впускал в дворцовую палату
Всех тех, кто лихо пил за власть.
До одуренья длился пир.
Почуяв кровь, борзели волки.
Они к рукам прибрали елки,
А там и весь животный мир.
На скучный лес свалилась мгла -
Гнилое лежбище уродов.
И даже дикая природа
От волчьей наглости слегла.
Георгий Скрипкин
27 Января 2019
В День снятия блокады
Блокада
Девятьсот дней блокады,
девятьсот страшных дней.
Самолетов армады
в сатанеющей тьме.
Вой тревожной сирены
с чередой канонад.
И фабричные смены
после чуткого сна.
Навалившийся голод
без поправки на рост.
И пронзительный холод,
будораживший кость.
От фашистских снарядов
колебалась земля,
Но сыны Ленинграда
не жалели себя.
Девятьсот дней блокады,
сотни тысяч потерь.
Девятьсот дней блокады,
героизма пример.
Поклонитесь погибшим,
обогрейте живых.
То святые могилы,
то священная жизнь.
