Статусы про геноцид

Обувь

На берегу, евреям снять ботинки!
- Обутым неприлично умирать?
Спросил ребенок мать, а та слезинки
старалась незаметно вытирать.

- Ты не волнуйся мам, я не голодный.
Вчера, кусочек хлебушка я съел.
Мы там замерзнем мам? Дунай холодный?
Я плавать научиться не успел...

Мам, ты скажи, а умирать не больно?
Я просто упаду и утону?
Или умру от пули и спокойно
и плавно я потом на дно пойду?

Ты за руку возьми меня покрепче,
чтоб мы не потерялись под водой.
Вдвоём с тобой спастись нам будет легче!
Мы спрячемся за сильною волной.

На берегу Дуная всем снять обувь!
- Все говорят, кончается война...
Ты видишь мама, в небе белый голубь?
А там, смотри, идет наша волна...

Примечание:
Памятник евреям, расстрелянным на берегу Дуная в Будапеште. Их заставляли снимать обувь перед расстрелом. Для экономии. А чтобы экономить пули, людей связывали между собой и стреляли только в одного, других же убивала вода...

Жёлтые звезды

Серые люди на серых одеждах
жёлтые звёзды смиренно несут.
Всякий, кто там, тщетно греет надежду
то, что закончится этот абсурд.

С каждой минутой, и вздохом, и шагом,
будто ступая во сне в пустоту,
жизнь исчезает за рваным оврагом,
сзади идущим оставив мечту
в помощь, чтоб выжить. А больше не надо.
Мать прижимает к себе малыша.

Их вереницей, как скот, сбили в стадо
и в Бабий Яр гонят – перемешать.

Стонет брусчатка утробно, тревожно.
Люди от дикого страха молчат.
Шанс уцелеть до смешного ничтожен.
Внешность на всех наложила печать.

Падают старцы, сознанье теряя,
их добивают ногами при всех.
Падает небо – так ближе до рая.
Все перемешано, крики и смех.

Смех тех людей, что назвать даже страшно.
Мироточит вся брусчатка, и лишь
мама толкает ребёнка отважно
в лес. Пусть спасётся хотя бы малыш.

Немцы — не немцы. Да это соседи,
те, что сидели за общим столом!
И самовар натирали из меди
и отвечали на "здравствуй" — "шалом".

Страшно. Соседи, теперь полицаи,
ловят ребёнка, соседа — врага.
Сбитую с ног мать собаки терзают.
Эхо несёт: Не смотри, убегай...

Нелюди. Люди ли гонят мальчонку.
Хохот навис над вселенской бедой.
Камень за камнем кидают вдогонку.
Падает маленький навзничь звездой.

Стёрты с земли люди в серых одеждах.
Время развеяло все имена.
Только дороги там помнят, как прежде,
путь их последний, от сна и до сна.
… показать весь текст …

Абажур из человеческой кожи

Памяти жертв Холокоста

Абажур из человеческой кожи,
портмоне, чехол, закладка для книги…
Сотни жизней эти вещи дороже,
материал то выбирали не Боги.
Отморозки, без моральных устоев.
Форма, свастика, восторженный выкрик:
«Хайль Гитлер», вскинув руки из строя,
в знак приветствия беды в этом мире.

А у фрау Ильзы новая сумка
из поляка, а быть может еврейки.
Для кого из них закончилась мука?
Стать кому забавой третьего рейха?

...В те элитные отряды эССа
набирали чистокровных арийцев,
чтоб цепными псами сделать" от беса".
Ад на землю вышел в кожаных берцах,
не жалея стариков и младенцев.
В мире не было историй подобных,
печи строили не чтобы согреться,
чтоб огонь кормить людьми в преисподней.

А у фрау Ильзы будут перчатки.
Кожу, фрау, три часа выбирала.
В печи бросят от перчаток "остатки",
непригодного теперь материала.

...Люди в пекло навсегда уходили,
через трубы улетая на небо,
оседая над бараками пылью…
Оставляя полосатые робы,
номера и золотые коронки.
Всё, что жизни оказалось дороже:
переплёт для книги с татуировкой,
абажур из человеческой кожи.


Р.S.
И;льза Кох,наиболее известна под псевдонимом «Фрау Абажур».
Получила прозвище «Бухенвальдская ведьма» и «Сука Бухенвальда» за жестокие пытки заключённых лагеря.
Кох также обвинялась в том, что приказывала убивать заключённых с татуировками, чтобы затем делать из человеческой кожи различные оригинальные поделки (в частности, абажуры, перчатки, переплёты книг)...
… показать весь текст …

История неоднократно доказывала, что гонимым нациям в массе своей удавалось пережить геноцид и снова размножаться. Фаллос, оказывается, действовал куда быстрее оружия.

Бабий Яр

Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.

Мне кажется сейчас —
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне — следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус —
это я.
Мещанство —
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется —
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
«Бей жидов, спасай Россию!»-
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! —
Я знаю —
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя «Союзом русского народа»!
Мне кажется —
я — это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много —
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны —
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет — это ледоход…
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я —
каждый здесь расстрелянный старик.
Я —
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
«Интернационал»
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому —
я настоящий русский!
… показать весь текст …

Реквием

Памяти жертв геноцида понтийских греков посвящается.

Ромейса*седая, ты плачешь опять
И слёзы свои вытираешь украдкой.
Священную память у нас не отнять
Вершителям лживым земного "порядка".

Ты вспомнила снова кривой ятаган
И юного брата, упавшего наземь,
Нависший над нашей землёй ураган
И тысячи жизней, прервавшихся сразу.

Ты видишь руины родного села
И жуткое пламя горящих посевов.
Печально взирает на нас Сумела**,
Одна на чужбине Пречистая Дева.

Четыреста тысяч*** невинных людей,
Четыреста тысяч могил безымянных!
На рухнувшем теле Отчизны моей
Ещё кровоточит глубокая рана.

Четыреста тысяч ужасных страниц,
Начертанных злобными псами Эреба!
Встревоженной стаей расстрелянных птиц
Несчастные души взвиваются в небо.

Четыреста тысяч несбывшихся снов,
Четыреста тысяч надежд обречённых!
Молитв незаконченных, прерванных слов!
Израненный Понт в одеянии чёрном.

Ах, Родина-Мать, не суди сыновей,
Прости милостиво, ведь мы не забыли
Обугленный мрамор сожжённых церквей
И мрачные тучи взметнувшейся пыли.

Зловеще протянутый виселиц ряд,
Истерзанных трупов кровавые горы,
Детей малолетних пронзительный взгляд
И плачущих женщин безумное горе.

Колы заострённые, плети, стволы,
Грабёж и насилие, боль и страданье..
Удушливый запах кипящей смолы
И смерти безжалостной злое дыханье.

Погромы, нещадная ярость клинков,
Мелькание фесок, звериные лица,
Бессильная горечь и гнев стариков
И грустных обозов вдали вереница.

Что нам половодье пространных речей,
Трибунная лава словесного хлама!
Четыреста тысяч сегодня свечей
Дрожат в куполах переполненных храмов.

И пусть всё на свете имеет конец-
Незыблема в памяти скорбная дата!
Четыреста тысяч оживших сердец
Звучат в наших душах призывным набатом.

*Ромейса-гречанка, ромеос-грек (так называют себя понтийские греки).
**Сумела (Панагия Сумела) - просоним Богородицы у понтийских греков.
***Четыреста тысяч - согласно официальным данным, количество жертв геноцида понтийских греков-353 тасячи.Некоторые источники приводят цифру от 600000 до 1000000. Цифра 400000 использована мною в угоду размеру.

… показать весь текст …