Публикации пользователя «Георг Торсон»

Наташа

Я не знаю, на радость иль на беду,
Нынче вечером с двери засовы сняты!
К ночи женщину в доме старинном жду
С этим именем тёплым — Наташа, Ната...

Просто дело-то, собственно, и не в том,
Что в дверном проёме такие формы!
Только женщина входит в маленький дом,
И науке вразрез здесь почти просторно...

Холостяцкий быт — да за двери змеёй,
А торшер качается вроде кадила.
В доме вкусно пахнет почти что семьёй...
Не хочу, чтобы женщина уходила.

А она, как-будто бы и невзначай,
Поправляет каштановую корону.
Рафинад из сахарницы сыплет в чай,
Где толкают воду кружочки лимона.

Дом, в надежде на то, что грядёт уют,
Прячет мой беспорядок в густые тени...
И не сердце, а будто куранты бьют,
Наполняются жизнью и кровью вены.

Я как будто судьбой за стихи прощён,
И судьба одарила случайной пайкой.
Эта женщина скоро придёт ещё
И, возможно, останется здесь хозяйкой.

До свидания Лето

­­­И снова к финалу сезонная драма,
Где зелень сменилась на медь,
И бьётся душа об оконную раму,
Чтоб с летом на Юг улететь.

На сердце тоска, а душа в непокое,
И небо без солнца серо.
Быть может, ещё отрастёт маховое,
С красивым отливом, перо.

Мне надо туда, где ромашки и донник,
Где в буйном цветении луг.
Лишь стоит толкнуть под себя подоконник
И сделать над рощицей круг.

Мне лету дарить из бутонов камеи
Под звон жизнерадостых птах.
В реальности, правда, летать не умею,
Но мне удаётся в мечтах.

Горит под крылом крест на маковке храма,
Берёзы мерцает свеча...
А где-то в России, в закрытые рамы
Крылатые души стучат.

Волк

­Пусть уходит волчица в глухой овраг —
Говорливый ручей не замедлит бег.
Но не думай, Охотник, что просто так
Ты горячую гильзу отбросил в снег!

Это март. И, похоже, не держит наст.
Из ружейных стволов истекает дым.
Мы напротив, Охотник, не первый раз
В неподвижный и смертный момент стоим.

Всё нормально, ведь это привычный страх.
И не важно, что будет со мной потом,
Но я знаю деревню в пяти верстах,
Где твоим полушубком пропахший дом.

Нет патрона в стволе твоего ружья.
Не пугай, не смотри на меня в прицел!
Знаю, самка беременная твоя
Любит ночью стоять на сыром крыльце.

Здесь воняет горелым твоим пыжом,
На болоте лежит снеговая гать...
Ну, попробуй, Охотник, с одним ножом,
Без ружья, перед вздыбленной шерстью встать!

Кто останется жить — нам сейчас решать,
Ворон каркнул, обоим верша беду.
Ну, Охотник, давай! Отступи на шаг!
Я не трону, и просто в овраг уйду...

С ночёвкой

Слышен голос выпи ночью над лугами.
В речке месяц выплыл и пошёл кругами.
До воды тропинку выберу положе,
Где в ночи кувшинку окунь потревожил.

В звоне комарином капелька злорадства
Не мешает с миром ощущенью братства —
В поиске радея, спрсшивают: — Где ты?
Отгоню злодеев дымом сигареты.

Куст калины в трансе, ивы впали в кому…
Месяц перебрался к берегу другому.
Выпрыгнул кузнечик из ромашек свечкой,
Щёлкнул недалече соловей над речкой.

Перебью ушицей вкус травинки горький.
Клёвом разрешится недосып на зорьке.
В сторону кошу я, где восток алеет.
Может быть, большую рыбу одолею.

Ветерок прохладный листья потревожил.
Мелочь есть? И ладно. Мелочь годна тоже.
Первый лучик света. Голос птицы тонок…
И на солнце лето щурится спросонок.

Сила любви ( баллада)

Пылают факелы на стенах, всё больше дерзости в речах
И менестреля пьяный тенор поёт о латах и мечах.

Угрюмый замок в древних скалах, среди снегов надёжный дом,
Там пир идёт в высоких залах своим привычным чередом.

Мечи трофеями по стенам, горит огонь и видно в нём,
Как оживают гобелены своим серебряным шитьём.

Стихает шум над древним залом и слуги спят уже давно,
А во главе стола бокалы и в них не выпито вино.

Монах твердит свои молитвы, дрожит свечей неверный свет,
Хозяин замка ранен в битве, но и хозяйки тоже нет.

Вот скрип дверей и блеск доспехов, спешит навстречу сонный паж
И менестрель с сиденья съехав, поправил сбившийся плюмаж.

Ложась на рыцарей уставших, струится лунный свет в окно,
Хозяин пьёт вино за павших и кровью кажется вино.

Так пусть со мною ночью длинной, все те, что пали, чару пьют
И вот из пламени камина рядами рыцари встают.

Но тают призраки с рассветом и солнца луч глядит в окно,
Я менестрель, я видел это, хотя виновно и вино.

Там есть фамильная часовня и я клянусь, что в этом прав,
Туда отнёс слуга жаровню и полмешка душистых трав.

Там дама в ладана флюидах, сняв с трупа рыцарский металл,
Читает вслух псалмы Давида, чтоб мёртвый рыцарь с ложа встал.

Эй, менестрель, оставь служанку! К нам утро смотрит из окна.
Поедем друг к другому замку. Давай-ка в путь возьмём вина.
… показать весь текст …

Давайте посидим

­­­­­­­­Наш вечер для двоих - за пониманье плата,
И здесь не прозвучат банальные стихи.
Не будем говорить о возрастных утратах –
Я Вас поберегу от звучной шелухи.

Есть кресло у огня и тапочки из фетра,
И долгие часы, пропахшие вином.
Хочу Вам предложить прослушать соло ветра,
Что мучает сосну за северным окном.

Там лист ещё живой на ветке клёна стынет,
И машет на ветру: - Пока, друзья, пока...
А здесь мигнёт огонь в задумчивом камине,
Сквозь тонкое стекло бокалов коньяка.

И будет череда часов, минут, мгновений,
Дождя неровный стук в оконное стекло...
Я не хочу сейчас ни жертв, ни откровений,
Ни памяти о том, что в прошлое влекло.

Все темы о любви и ожиданья Рая
Не стоят звонких рифм в изысканной строфе.
Смотрите, на огне отжившее сгорает, как в средние века на аутодофе.

Уплыли в глубину тетради каравеллы.
Допишем под свечой последнюю строку.
Нас осень хмурым днём нисколько не жалела.
Давайте посидим и выпьем коньяку...

Начало лета

Сегодня скука навяжет петель
В холодном доме.
В окно мне ветер шепнёт о лете
С июнем в коме.

С апреля птицы в сирени свистом
Не докучали.
Мой кот неистов, у дома чисто,
Но я в печали.

В пустую вечность тепло одето
Уходят люди
Хватает света, но в это лето
Стихов не будет.

По крайней мере на лавке в сквере
Покрашу доски.
Никто не против, а что в блокноте?
Да так.., наброски.

Весною в ретро оделась груша,
Но мне всё мало.
В июле ветром заглянет в душу
Иван - Купала.

Быть может позже легко одетый
Пройду аллеей.
Спасибо Боже. С началом лета.
Уже теплее.

Романс

­­­В сигаретном дыму, что становится гуще и гуще,
Сочиняю судьбу из заезжанных многими рифм,
Слов ещё не нашёл, а мелодия грешную душу
Держит цепко за горло, как я полированный гриф.

Ты, струна, не мешай, кропотливой, певучей работе,
Мне пора написать, пару, тройку ажурных стихов,
Не порвать бы тебя на звенящей под пальцами ноте,
Я к финалу приду под рокочущий тембр басов.

Пусть аккорд прозвенит - пропоёт новым плектра ударом,
Я прошу тебя песня, кружись надо мною, кружись,
Ты поёшь за меня, дорогая подруга - гитара,
Ты не песню поёшь, а мою забубённую жизнь.

За окном тишина, мы торшеры и свечи потушим,
Атмосфера романса создаст и покой и уют,
Здесь гитара и я, это наши звенящие души,
Бесталанную жизнь полуночным дуэтом поют.

Художник

На подрамнике холст мной давно загрунтован умело.
И пока я не знаю картины, что будет на нём.
Напишу-ка, пожалуй, портрет юной женщины в белом.
И начну всё с наброска банальным обычным углём.

Марс коричневый, кобальт, сиена, белила и кадмий.
Проступает лицо, надо охры чуть-чуть подмешать.
Я ещё не решил, с драпировкой пурпурно - парадной,
А в портрете уже проступает живая душа.

Слева фоном надменно чуть-чуть приподнимем головку,
Шарф завяжем на шейке - прозрачный сиреневый газ.
Справа локон под лаком на фоне блеснёт лессировкой.
Точки белым и контур зелёных сияющих глаз.

Рама будет багетом, пусть в общем-то не дорогая.
Задний план лишь намечен, я с ним ничего не решил,
А портрет ничего. Я смотрю, ты почти что живая.
Ну, дыши, наше солнышко. Просто возьми... и дыши.

За окном глубина - там в ночи растворяется вечер.
В свете дальних огней драгоценный сияет берилл.
Я тебя обнимаю за хрупкие узкие плечи.
Я тебя оживил. Удалось, я тебя оживил.

Ночь с собой унесёт ярких звёзд драгоценные камни.
Мы с тобою вдвоём в мастерской ожидаем рассвет,
А в углу в темноте старый мой запылённый подрамник.
Загрунтованный холст, на котором тебя ещё нет.
… показать весь текст …

Я встретил Вас

­Гул самолёта. Ветерок стирает
Инверсионный след, как шёлка нить,
Я встретил Вас сегодня у трамвая,
И вот — решился вдруг заговорить.

Я так взволнован принятым решеньем,
Стесняюсь, но по жизни не жуир!
Мадмуазель, простите за вторженье,
В хранимый от бомжей ваш светлый мир.

Вам так идёт сиреневое платье,
И всё к лицу. Я честен, видит Бог!
Мне полчаса назад сказали братья:
«Шерше ля фам!». И я у Ваших ног.

Как жаль, что нет во мне былого жара,
Хотя в чести у женщин до сих пор:
Под пиджаком усталого клошара
Стучит неровно пламенный мотор.

Мы о высоком говорить не станем,
Смысл рассуждений выдержав едва.
В моей давно прокуренной гортани
Скрипят, как двери, скорбные слова.

Простите, что так пафосно и пылко,
И с языком немного не в ладу...
Мадмуазель, добавьте на бутылку,
И я клянусь, что сразу же уйду!

Нам стих нашепчет ветер

Мне тишина, как дань какому-то греху,
Надоедают, суета, чужие лица,
И даже с вами, если быть как на духу,
То одиночеством не хочется делиться.
Не огорчайтесь, это сплин, а может блажь,
Здесь мало мебели и в комнате не тесно,
А там, на тумбочке, тетрадь и карандаш,
Вы прочитайте, если будет интересно.

Немного пьян? Да, я согласен, спору нет,
Вам намекает на коньяк пустая тара,
А в телевизоре под звуки кастаньет,
Кого-то мучает испанская гитара.
Взлетают юбки, в ритме туфельки стучат,
И пробегают по экрану чьи-то тени,
А я для вас подброшу топлива в очаг,
И плед пушистый положу вам на колени.

Коль захотите, приглушу немного звук,
До вас дотронуться сегодня не посмею,
Вы посмотрите на огонь сквозь пальцы рук
Тепло, уютно, и становится грустнее.
Всё потому что ночь свозь окна смотрит - в нас,
От дров немного тянет сыростью лесною,
Остался пепел, в очаге огонь погас,
Как будто он исчез под этой тишиною.

Да вы сидите, я зажгу одну свечу,
Пусть длится таинство в её неровном свете,
Вам хорошо, я вместе с вами помолчу,
Нам стих нашепчет за окном осенний ветер.

ссылка


… показать весь текст …

Незнакомка

­В полумраке блестят на столе два фужера,
И рука у меня затекла на весу,
Молчаливая женщина в свете торшера,
Повернувшись спиной, заплетает косу.

Вероятно, куда-то она не успела,
Ну, какой же ей смысл ехать ночью домой?
Может, что-то не так между нами горело,
Может, что-то не то было сказано мной.

Сколько времени вместе? Полночи, не меньше,
Сигарету курю совершенно без сил.
Знаю только одно, у полуночных женщин
Я ещё ничего никогда не просил.

Но сейчас для неё, может быть, даже пошло,
Под усталой рукой прозвучит перебор,
И угрюмый романс о загубленном прошлом,
Приглушит мягкий бархат сиреневых штор.

Ей всего-то пройти пару метров до двери,
Здесь кончается наше ночное пике,
Я надеюсь, что женщина песне поверит,
И рукой проведёт по небритой щеке.

За окошком рассвет совершенно непрошен,
Старый тополь ветвями шуршит о бетон,
А гитара печально поёт о хорошем,
Подстилая аккорды под мой баритон.

Не допев до конца, песню тихую скомкав,
Сигарету курю не одет и босой.
Сладко спит за спиной у меня незнакомка,
Закрывая лицо расплетённой косой.

Слово

­­Ошмётки судеб. И земля горою –
Оборвана невидимая нить...
И смотрят сверху Боги на героев,
Которых даже им не оживить.

Ещё не видно листьев молочая,
И дождь весенний плачет о другом,
Но матери на станциях встречают
Мальчишек, искалеченных врагом.

Такое не придумаешь по пьяни,
Когда тревожит каждый резкий звук.
Прими, Господь, всю меру покаяний
Того, кому не крестится без рук...

Что ждёт героев под родимым кровом,
Где встреча – словно горькое вино,
И бойню за спиной нормальным словом
Вождями называть запрещено?

Как трудно путь найти в словесной чаще,
В болоте проложить стихами гать,
Где лгут свои вожди гораздо чаще
Врагов, что нам обязаны солгать!

В глазницах информации полова,
Но не на мне реальная вина,
Что не ищу синонимов для слова,
Вождями запрещённого – ВОЙНА.

Мы не уходим

Не может жизни быть без жгучей боли,
И сладкой доли в прошлом не найти.
И прав был тот, кто говорил о поле,
Которое непросто перейти.

Мы до могилы груз страданий тащим,
Но понимаем лишь в последний час,
Что эта боль была бесспорно слаще,
Чем трепет наслаждения для нас.

А что потом… да с чайкой белокрылой
По пляжу с длинным газовым шарфом.
И домик с голубями по перилам,
И пристанька с привязанным челном.

А на кровати вышиты подушки,
И лунный луч как будто бы звенит,
И шум прибоя рядом… без ракушки…
В дыханьи жизни галькою гремит.

А рядом я в солёной круговерти,
Мерцаньем искры в солнечном луче.
Я не ушёл отсюда после смерти,
Оставшись поцелуем на плече.

И может быть весною, в лёгком платье,
Среди забот безоблачного дня,
В каком нибудь вернувшемся солдате
Вы, всё-таки, узнаете меня.

Эхо войны

Это поле, как чей то огромный тир.
Ветер с гарью уносит клочки бравад
И не важно какой ты носил мундир
Если сверху уже проросла трава.

Воссоздать образ битвы не так легко
Ржавый танк обозначил в полях межу.
Бузиной зарастает сырой окоп,
Это я под корнями на дне лежу.

Снова выемку снег занесёт зимой.
В сентябре опадёт жёлтых листьев жмых.
Нет страшнее того, что зовут войной,
Потому что она ест сердца живых.

Где то звуки разрывов опять слышны.
Где то снова звенит о булат булат.
Я давно лежу под кустом бузины,
Безымянный, забытый страной солдат.

И не будет по мне располневший поп,
Ни кадилом курить, не вычитывать треб,
А мой внук живой, без обеих ног
Чистит орден и мелочь скребёт на хлеб.

Ну конечно, такие всегда не в цене.
Нет наверное в этом ничьей вины...
Может лучше ему, да в окоп ко мне,
Под листвянный жмых в корнях бузины.

Эммигрантский вальсок

За спиной остаются ромашки цветущего луга
И берёза, которую, знаю, что вспомню не раз.
Я спускаюсь по шарику с русского Севера к Югу
За хвалёной судьбой, что была столько лет не для нас.
Нам, хоть Юг - хоть Восток,
Мы путей заповедных не знаем.
И бредём, как слепые, тела подставляя под зной.
Но кружится листок
В стратосфере над жарким Синаем,
Что сорвало ветрами с берёзы посаженной мной.
Никакой нет вины,
Пусть сложилось всё так - не иначе.
Не ломал об колено судьбу, от неё не в бегах.
Почему же тогда у стены
Пересоленной плачем,
Я молюсь за Россию, что скоро утонет в снегах.
Ностальгия - зараза всё ищет славянские лица,
Не пройдёт никогда, это ясно простому ежу.
Есть надежда, утихнет хамсин и листок приземлится.
Упадёт на ладонь, что открытой всё время держу.
Как же трудно дышать и на Север считать километры,
Где печальные птицы трубят собираясь на Юг.
Там берёза у дома раздетая северным ветром
Золотую листву осыпает на выцветший луг.

Новая жизнь

В этой женщине всё неуверенно, странно и шатко.
Улыбаясь чему-то сидит погружённая в транс.
Лёгкий полог висит над поставленной утром кроваткой.
Поднимается жизнь из неведомых грёз и пространств.

Где ещё никогда не светили хвостами кометы.
Не касались друг-друга обломки миров - мертвецов.
Там сцепляются крылья из тьмы и слепящего света
В порождении жизни древнейших Богов - близнецов.

В бесконечной попытке слияния двух воедино
Светотени бегут и от гнева дрожит пустота.
Разрываясь гудит неподвижности стылая льдина
Порождая иные для жизни вселенной цвета.

Да какое нам дело до этой пустой круговерти,
И о том, что творится над нами в космической мгле?
Но плывёт огонёк отрекаясь от дара бессмертья
Между каменных глыб подлетая всё ближе к Земле.

Уплывает Луна, как надкусанный древний динарий.
Из под чепчика выбилась светлых волосиков прядь.
Открывает ребёнок глазёнки - зелёный и... карий.
Это внутренний Космос пытается нам доверять.

Старики

Старинный домик со сверчками,
Совок и веник у печи,
Осенний сон над стариками
Плывёт в ночи, плывёт в ночи.

Ночник мерцает еле - еле,
Вздыхает тяжко старый дом,
Спят старики в одной постели,
Быть может видят общий сон?

Как он приехал в сорок пятом.
Ах соловьи, цветы, весна,
И у околицы солдата
Встречала именно она.

Потом застолье, руки в тесте
И зависть баб и ночи сласть,
И долгий путь по жизни вместе,
Ведь дождалась, ведь дождалась.

Храни же ночь, баюкай старость,
Укрой периной облаков.
Так мало их у нас осталось,
Войну прошедших стариков.

Разговор письменного стола с общей тетрадью

Как в полировке день сверкал в начале?
В царапинах нет знаков ни о ком.
Вас у меня оставили в печали.
Вернее, даже бросили, шлепком.

Ну вот опять, Вы старым коленкором
Легли на полированую гладь.
Пора бы Вам, со всем словесным сором
И рифмами в камине умирать.

Торчком очков расправленные дужки,
Пятно напоминает о вине.
Я брезгую, когда следы от кружки
Коричневыми кольцами на мне.

Кашне на тёмном лаке светлой кучкой
И банка с витаминами-драже,
А рядом Вы с подругой-авторучкой
Раскрылись, как на пляже, неглиже.

Но, вот, шаги, размеренней и тише,
И пауза, как мука на кресте.
Поэт пришёл, сейчас стихи напишет
На Вашем чистом некогда листе.

До скрипа ножек, хруста, мелкой дрожи,
Под шорох старых, стираных штанин...
Я Вас любил. Любовь ещё быть может...
Теперь Вас, точно выбросят в камин.

Флейта

­­­­­Ушёл усталый день, прохладно у лимана.
У рыбака трудов закончен тяжкий гнёт,
И флейты тихий звук фигуры из тумана
Под стонущий мотив неспешно создаёт.

Рыбачка на крыльце, ласкают флейту руки
Воздушно и легко у самого лица.
А легкий ветерок перебирает звуки
И кажется, что им струиться без конца.

Сон кружит над скалой где дремлет птичья пара.
Стихает ветерок пропитанный дымком.
Сереет в темноте дощатая хибара,
Где флейта на крыльце забыта рыбаком.

Над нею лунный серп и звёзды тусклым роем.
Над нею мрак ночной свою расставил сеть,
Но кажется, она под мерный шум прибоя
Всё стонет о своём - всё продолжает петь.

Струится Млечный путь, его колышат волны.
Извечный ход вещей свой замыкает круг.
Ушёл усталый день простых движений полный,
И затихает в нём забытой флейты звук.

Неизвестный солдат

Как грохотало здесь прошедшей ночью!
Гроза срывала на лесочке злость.
В корнях у вяза вымыло из почвы
Берцовую обломанную кость.

Красиво древо, будто бы из сказки
И возраст вяза зрячим не вопрос.
Он в ободке давно истлевшей каски,
Как в поясе заржавленном пророс.

Ещё не весь лесок в листве зелёной.
Не всё проснулось в медленной весне.
Лежит в земле солдат без медальона.
Таких погибло много на войне.

Здесь озерко и листьев прелых ворох,
Но было время дым стоял стеной
И смерть мешала: жизнь, железо, порох -
В отравленный, но всё же перегной.

Сегодня тишина в святую дату
И ландышей у дерева не счесть.
Над озерком-воронкой прах солдата,
Благодаря которому я есть.

Городишко

Ты мне снишься ночами, давно не родной городишко,
Что в полуденном зное под солнцем июньским притих.
­­­­­­­Удивляюсь себе — ведь седой, и давно не мальчишка:Почему сам собой о тебе сочиняется стих?

Ты в привычные будни встаёшь, от вчерашнего хмурый.
Подставляя заборы и стены в рассветную рань.
Недалече от центра по улицам возятся куры,
И за старыми окнами жизнь маскирует герань.

Помню вид с колокольни, где в лето распахнуты дали,
И у паперти, справа — резная из дуба скамья.
Много было таких, что тебя навсегда покидали.
Мало тех, кто вернулся, хотя бы на время, как я.

Ты когда-то встречал из походов драгун и гусаров,
И летели монеты на праздник в толпу голытьбе.
Ты давно продремал и дворян, и лихих комиссаров…
И, конечно, проспишь тех, кто ищет дорогу к тебе.

Иногда наплывают заботы немеряной грудой,
Или словно иду в темноте босиком по ножу…
Я к тебе возвращаюсь, когда мне становится худо,
И тотчас забываю, как только в себя прихожу.

Душа-Россия

Живой воды волшебная криница...
Воспоминания, вы ко мне строги!
Я пью и пью, никак мне не напиться,
А по воде расходятся круги.

Я всё считал себя, как клён – зелёным.
И вдруг такое, Господи, прости!
Мне время на лице резцом калёным
Морщины режет, с болью, до кости.

И что теперь? Крестился, в Бога верил,
На лодке плавал, строил шалаши,
Валил лесок, в тайге ходил на зверя,
И не искал чего-то для души.

Но вот смотрю – не нахожу покоя.
Порхают мысли стаей голубей.
Душа-Россия, что с тобой такое?
Да ты, похоже, вовсе не в себе.

Ты бродишь без ума в заросшем поле,
Отдав чужим ключи ко всем дверям.
Предателей и злыдней кормишь вволю,
А лучших из сынов - по лагерям.

Иди ко мне, душа моя, Россия,
Оставь свою столицу - новый Рим.
Давай возьмём чуть-чуть анестезии,
И за столом спокойно посидим.

Давай с тобой немного выпьем, что-ли,
Чтоб кровь не била в темя долотом...
Но мне в душе оставь немного боли,
Чтоб к новой ей не привыкать потом!

В твоих глазах не вижу я покоя.
В них только синь, что неба голубей.
Душа-Россия, что с тобой такое.
Да мы, похоже, оба не в себе.
… показать весь текст …

Хрустальный мир ( серия)

Все люди с детства до игрушек падки.
Мячи, медведи, и машинок ряд.
Дитя играет шариком в кроватке
И в шарике галактики горят.
Невинность неумелая, святая
Играет миром, ловит на лету.
Смеётся Бог вселенную кидая
Из пустоты в другую пустоту.

Шалит дитя, но мы не будем строги.
Движенье-жизнь в ручонке у него.
Кружится мир не ведая о Боге
И о себе не зная ничего.
Сверкают звёзды вечность раздвигая.
Дитя растёт, мала ему кровать.
И вот уже вселенная другая
Зовёт в другие игры поиграть.

Но та жива, под грёзами и снами.
Ты только память тряпочкой протри.
Вселенная оставленная нами.
Холодная снаружи и внутри.
Мы все из детства, Греи и Ассоли,
Живём, стареем, ходим по врачам.
Хрустальный мир нас ждёт на антресоли
Мерцая слабым светом по ночам.

Странник

Какой-то нуждой непрестанно в дорогу гоним,
Июльскою ночью короткой, прохладной и лунной,
Неведомый странник, калика, старик, пилигрим,
На камне читает затёртые временем руны.

Он утром уйдёт торопливый свидетель утрат,
Одетый удобно, хотя и не очень по моде.
Выходит с рассветом, всё время лицом на закат.
Идёт не куда-то, откуда-то вечно уходит.

Всё время в пути, вечно голоден, вечно не брит,
Не любит просить обивая чужие пороги,
Просёлком заросшим на запад пылит и пылит,
Без цели, забыв, почему он всё время в дороге.

С краюхою хлеба, судьбу, этот давящий пресс,
Он сбросит однажды в траву торопливой рукою,
У камня с остатками некогда мудрых словес,
И может быть, всё- же прочтёт, и захочет покоя.

В сегодняшнем утре поклажа бродяги легка,
Роса на траве и рассвет словно символ желанья,
И красным бочком из кармана его рюкзака,
То самое яблоко райское с древа познанья.

И будут в реке отражаться верхушками крон,
Деревья ветрам напевая вечерние мессы,
А странник в челне, словно древний как время Харон,
Исчезнет за плёсом в туманной, белёсой завесе.

И нет тяжелее его у богов ремесла,
Ни в райских садах, ни в земных временах лихолетья,
И падают в реку мгновенья ручьями с весла,
Струясь за кормой прихотливым теченьем бессмертья.

Там берег в камнях с письменами забытых былин,
Там ветры стихают и в этом есть тоже причина,
Что души умерших всплывают из чёрных глубин,
И их отпускает на берег бессмертья пучина.

Побыть для кого-то на время желаньем, бедой,
Обычною песенкой зноем полуденным спетой,
А может быть просто седою травой- лебедой,
Чтоб снова уйти-раствориться в течении Леты.

В широких полях синим пламенем выгорит лён,
Берёзы в листве спрячут длинные ниточки серег.
В тумане времён, старый странник, носитель имён,
Стирает рубаху и с нею выходит на берег.
… показать весь текст …

О весне

­­­­­­­­Отлетали снеги
В небе голубином.
Разбросала в неге
Пуговки рябина.

Сны ушли с морозом
Из недвижной рощи.
Мы с моей берёзой
Над судьбой не ропщем.

Под осиной сора
Нет от дятла, вроде.
На реке нескоро
Будет половодье.

В кронах отдалённо
Шум грачиной стаи.
На плечах у клёна
Воротник растаял.

Вениками вётлы
Снег сметают с крыши.
Скоро перелётных
Журавлей услышу.

Кошка пару ищет
В сумраке чердачном.
В стихотворной пище
Ни строки о мрачном.

У зимы в капели
Мироточат мощи.
Мне бы ждать апреля
В заповедной роще.

На закате тухнет
Тихий день весенний.
Это я на кухне —
И Сергей Есенин.

ссылка

Лес

­­­Ночевать у костра – это многого стоит.
Лучше лесом дышать, чем ходить по врачам.
Мне пора, до источника запаха хвои,
Что белёсой зимой звал меня по ночам.

Освежив старый мох изумрудного фетра,
Обрамляя собой небольшой водоём,
Лес негромко поёт под шуршание ветра
Голубым небесам о блаженстве своём.

Что мне тусклые темы былых неврастений?
Я прошедшую зиму с тобой отпою.
Пусть вгрызается в землю корнями растений
Дух, что лечит усталую душу мою.

И пока у костра, в состоянии сонном
В пепле брежу узор, как следы на снегу,
Лес мне тихо шуршит о своём, потаённом.
Жаль, что я ничего разобрать не могу.

Наконец, все заботы свои отодвинув,
Сознаю, как последняя тайна проста.
Он мне прошелестит что-то важное в спину,
На прощанье коснувшись ладошкой листа.

Свеча

В ошмётках правды и врвнья
Вскрывая дней ушедших пласт,
Мне память — злобная судья
Забыть не даст, забыть не даст…

Шум вешних вод невдалеке,
Губ нецелованных коралл,
Как в тонкой сжавшейся руке
Цветок весенний умирал…

Пучок ещё живой травы
Несла куда-то речка Гжать.
Я помню, как просили Вы
Не уезжать, не уезжать…

Мне снятся в травах берега…
Я снова в эти сны хочу,
Где нам в саду седой слуга
К скамейке выносил свечу.

Опять у памяти краду
В беседке наш прощальный час,
Где соловьи в ночном саду
Стонали, как последний раз.

Сухим оторванным листом
Привычно жизнь свою влача,
Я помню: где-то за мостом
В ночном саду горит свеча!
Над речкой Гжатью за мостом
Горит свеча, горит свеча…

Русь словесная

Я – не этого века. Читатели, видимо, правы.
Есть какая-то правда в поднявшейся пеной молве.
Мне бы в прошлом стоять у широкой речной переправы,
За могучей сосной, ввечеру, с кистенём в рукаве.

Трогать ствол с разогретой на солнечном зное корою,
Ожидая купца с перевоза, как форменный тать!
Но сегодня в сети занимаюсь словесным разбоем
И беру только то, что поможет стихи создавать.

Надо вычесть из памяти поиски, форумы, блоги,
Чтоб светила в глаза солнца летнего жаркая медь...
Мне бы снова туда, где в лаптях мужичок у дороги
Разложил на закате багряном нехитрую снедь.

Мне бы хлеба ломоть и студёной водицы напиться,
Запалить у остывших камней костерок-огонёк,
Где в кустах у воды полуночная зычная птица
Будет фразы вставлять в новгородский глухой говорок:

О былых временах, о торговле, о лодьях и Вече,
О тевтонах и Вендах – про что толковать не берусь...
И, быть может, я сам на таком же наречье отвечу,
Окунувшись, как есть, с головою, в словесную Русь.

До глубинных былин, до последнего звука, до точки
Мне по древним распевам в оставшейся жизни идти...
Но останется след – от костра чуть заметной цепочкой
Расцелованных слов. У меня на странице – в сети.
… показать весь текст …

Живописец

Кисть, палитра, мольберт. Исчезают границы и стены.
Тема древних богов неясна, тяжела, непроста.
Живописец бросает энергию личной вселенной
Из открытой души на двухмерную плоскость холста.

Зажигаются звёзды, сияя во мраке, как стразы.
Души воинов света — могучая, грозная рать,
И плывут в пустоте облаками замёрзшего газа
Те, кому в мастерской не бывать, не сидеть, не дышать.

Ничего, что наброском — ещё не закончено, сыро.
И не ясно, коснётся ли эта работа сердец,
Но уходит в картину песчинкой тревожного мира,
Или даже сверхновой звездой, живописец-творец.

В переливах оттенков — на чьи-то вопросы ответы.
Вечных творческих сил по холсту разливается медь.
Души спящих богов прикасаются к искорке света,
Чтоб свою пустоту у огня хоть немного согреть.

Мне бы в этой картине горячие звёзды послушать,
И понять, для кого демиург приготовил дары.
В мёртвой пыли небес оживают замёрзшие души,
Заполняя собой обожжённые светом миры.

В них морская вода и деревьев зелёные листья,
Золотые плоды и змеёй — виноградная плеть.
Мастер прячет протертые маслянной тряпочкой кисти:
Скоро новой идеей душе неспокойной болеть.
… показать весь текст …