Публикации пользователя «Георгий Скрипкин» - 23.

Отчий дом

Ярославским вниманьем хотел насладиться,
но познал безучастье родимой земли.
Посмотрев отчий дом, захотелось напиться.
Под хламидой забвенья его погребли.
Он взирает на мир, словно каменный призрак,
из-под хмурых бровей безоконных глазниц.
Рядом, вскормленный властью, причесан, прилизан
особняк местной Думы молчанье хранит.
Прикрывает он дом от церковного лика,
что Советскую площадь ласкает перстом.
От златых куполов золоченые блики
не доходят до дома в обличии простом.
Вот уже двадцать лет отчий дом умирает
в самом центре селенья на Волге-реке.
Будоражащий память закат догорает
и сбивается рифма в кричащей строке

В деревню

Проселочной дороги завиток
и неба лучезарный окоем.
Сиреневое лежбище цветов
украсило притихший водоем.
Я еду мимо плачущих ракит
в обитель деревенского тепла.
Там речка мелководная журчит
про чисто деревенские дела.
Там избы скучковались на холме
и пялятся на солнечный закат.
И Шарик снова выскочит ко мне,
а я его обязан приласкать.
Там воздух восхитительно пахуч,
и сказочны дремучие леса.
Там вечер по-весеннему певуч
с акцентами на птичьи голоса.
Там чувственно.., а впрочем, поворот,
и вот она деревня предо мной.
И Шарик суетится у ворот,
и в воздухе повеяло весной.

Грязь Тамани

Тамань с созвездием вулканов,
упасть не стыдно в грязь лицом.
Не стыдно грязным истуканом
пройтись к Азову бодрячком.
Смеются взрослые, как дети,
смывая грязь с взбодренных тел.
Частичкой выбросов планеты
и я окрасится успел.
Какая легкость ощущений,
какая бодрость на года.
С Таманью грязное общенье
я не забуду никогда.

Анапа

Ах, Анапа ты, Анапа,
твой характер не внове.
У тебя под белой шляпой
только ветер в голове.
То он севером завоет,
то южанином споет.
То на запад тучи гонит,
то с востока призовет.
От сплошного ветродуя
разлохматились мечты.
По душе гуляет стужа
под аккорды маяты.
Никакого откровенья,
никакого бытия.
Но прекрасные мгновенья
дарим ветру ты и я.

Херсонес

Потоптаный кровавыми веками,
Излизанный прожорливым огнем.
История, впитавшаяся в камень,
Глубины с неиспробованным дном.
И все это руины Херсонеса
В объятьях севастопольских основ.
Творение далекого прогресса,
Пришедшее из каменных веков.
И колокол, отлитый из орудий,
Отбитых у турецких моряков.
Поклоны бьют восторженные люди,
А я звонить без устали готов.
Дышать готов Владимирским собором
И верить во крещение Руси.
Мужайся возрождающийся город,
Знамение твое на небеси.

Чудный антураж

Горные вершины
держат облака,
Солнце в небе синем
греет свысока.
Ласковое море,
нежная волна.
Я с крутого мола
прыгаю до дна.
Шустрые бакланы,
словно от огня,
Следом за волнами
мчатся от меня.
Я плыву за ними,
не спуская глаз.
Но пропали в сини
птицы в тот же час.
Но осталось море
и приморский пляж.
Дивное раздолье,
чудный антураж.

Бахчисарайский фонтан

Воспетый Пушкиным фонтан
хранит дарованные розы.
Но нет сегодня чистых слез,
рождающих печаль.
И нет поэзии в душе,
а только штрих душевной прозы.
И нужных слов не подыскать,
чтоб заново начать.
Не плачет больше сельсебиль
над прахом жертвенной Диляры
И не поит Бахчисарай
божественной водой.
И только в пушкинских глазах
читаю набожные чары.
Они даруют мне покой
и манят за собой.

Ялта

Южный берег Крыма,
Ялта в эпицентре.
Доброго радушья
памятник бесценный.
Мы идем любуясь
с набережной морем,
Местным колоритом
и курортной модой.
Солнечные яхты
машут парусами.
Взбалмошные чайки
спорят с небесами.
Лавочки резные
спрятались в тенечке.
Кроны у деревьев
балуют до ночки.
Своды ресторанов
манят разносольем.
Очень ароматно
южное застолье.

Наш Севастополь

Белых зданий манящая близость
отражается в зареве бухты.
Величавая Графская пристань
направляет морские маршруты.
Мы шагаем Приморским бульваром
И звучим Севастопольским вальсом.
Распалилась душа антиквара,
Каждый кустик нам кажется важным.
В каждой пяди российского града
Мы находим геройскую славу
И истоки внушительной правды,
Что в Крыму ты, действительно, главный

Форосская церковь

Парит над Форосом великое чудо —
Знаменье на Красной скале.
Над ним потешались земные иуды
Без малого семьдесят лет.
Его оскверняли под ритмику джаза,
Срывали красу куполов.
Но вытравил ветер хмельную заразу
Из нехристианских голов.
И вновь воссияло святое величье
Над таинством крымской земли.
И радует церковь небесным обличьем,
Взывает и благоволит.
И я восхищаюсь священным твореньем,
В котором главенствует бог.
Горит в небесах золотое знаменье
На траверсе горных дорог.

В Крыму

Вершины гор укрыли облака,
Пусть отдохнут от солнечного зноя.
Они пришли сюда издалека
И принесли гармонию покоя.
Меня привлек парик из облаков
Своей родной, неброской красотою.
Такой же зрил у невских берегов,
Точней, в Можайском, прямо над горою.
Как тесен мир, и как прекрасен он.
Мне эту мысль навеял воздух Крыма.
Я обласкал его со всех сторон,
Ведь он один, такой неповторимый.

Памяти Дмитрия Хворостовского

Закатилось творческое солнце.
В одночасье небо посерело.
Скорбь людская выпита до донца
В знак любви к родному менестрелю.

Не услышат оперные сцены
Сочный голос с бархатным окрасом.
Не нашлось на свете Авиценны,
Кто б продлил общение с прекрасным.

Но любовь к всемирному кумиру
Не покинет страждущие души.
Бог взывает к праведному миру
Вспоминать великого и слушать.

Ворчливый братишка

Я люблю свою сестру,
иногда жалею.
Пожалеть – несложный труд,
если заболеет.
Но зловредная сестра
заболеть не хочет.
Встанет с раннего утра
и весь день хохочет.
Да и хохот у нее
громкий и противный.
Настроение мое
хуже позитива.
Я и рад бы с ней играть,
только душит злоба.
Хватит петь и хохотать.
Где твоя хвороба?
Вот тогда бы пожалел,
посидел с несчастной.
А сейчас ее б портфель
разорвал на части.

Откровения Фонтанки

Я вытекаю из Невы,
теку по центру Петербурга.
Я не хочу быть слишком бурной,
мои течения плавны.
Иначе быть и не должно,
дворцы не любят суетливость.
Я их приветствую учтиво,
блистать не каждому дано.
Люблю нависшие мосты,
но больше всех с конями Клодта.
Мне даже шум настырных лодок
не доставляет маеты.
И, словно с барского плеча,
Большой Неве дарю я воды.
И, отрекаясь от свободы,
могу волною покричать.

Екатерининский парк

Иду по парку с раскрасавицей Надеждой,
А сам ищу следы Великой Катерины.
Но мельтешат вокруг цивильные одежды
Без пышной юбки и знакомой пелерины.
Из флейты льется откровенье жаворонка,
Маэстро Глинка заставляет оглянуться.
Сидит на лавочке курносая девчонка,
Сидит и слушает, не смея шевельнуться.
А рядом пенятся цветущие сирени,
И воздух жалует волшебным ароматом.
Барокко русское известного Растрелли
Не отражает никакого компромата.
Лишь золоченых куполов златые тени
Нас укрывают от назойливого солнца.
И день субботний, как святое воскресенье,
Надежду дарит из счастливого оконца.

Ростральные колонны

Стрелка, ростры на колоннах
в виде кораблей.
Здесь когда-то порт торговый
принимал гостей.
Фонари на тех колоннах
освещали путь.
Им маститый флотоводец
доверял судьбу.
Возле пирса суетились
знатные купцы,
Моряки не торопились
отдавать концы.
Разве можно торопиться,
если град Петра
Подставлял младые лица
с раннего утра,
Разгонял тоску — кручину,
пригласив в кабак,
Наливал сполна в братину
водки на пятак.
Нет давно уж мореходов
и купчишек нет,
А Ростральные колонны
украшают свет.

Я хочу

Я хочу, чтобы солнечный луч
растопил бесконечные распри.
Благоденствие лилось из туч,
орошая любовные страсти.
Я хочу, чтобы каждый из нас
вспоминал материнскую ласку.
И, доверие взяв про запас,
не кичился представленной властью.
Я хочу, чтобы счастье в глазах
полыхало немеркнущим светом.
Чтобы радость была в голосах,
и она не глушилась при этом.
Я хочу, чтобы жизнь на Земле
хоронилась под доброй улыбкой.
Чтобы мир не держался на зле
и надежда не виделась хлипкой.
Я хочу, впрочем, есть ли резон
оглашать длинный перечень истин.
Милосердью поставлен заслон,
как и мнению быть альтруистом.
Я хочу..., но не смею учить
знатоков просвещенного века.
Впрочем, нужно историю чтить,
оставаясь всегда человеком.

Разговор с мамой

Рукой ласкаю твой портрет
с цветком бегонии.
Тебе на фото столько лет,
как мне сегодня.

Печалью тронуты глаза
с налетом скорби.
Они пытаются сказать
о страшном горе.

Я этот взгляд уже видал
в далеком прошлом.
Тогда значенья не придал
за всем хорошим.

И вот теперь молю судьбу -
верни наследство.
Махры сознанья тереблю,
впадаю в детство.

Но только памятью своей
беду не смоешь.
И недосмотр минувших дней
уж не замолишь.

Прости меня за ту печаль
и невниманье.
Я рад бы заново начать
со словом «мама».

Уроки истории

Ужель история не учит ничему?
Ее коверкают по-варварски, по-свински.
В геройство жалуют предательские списки
И преклоняются нацистскому дерьму.

Ну почему в моей израненной земле
Должны страдать войной истерзанные души?
От лживой наглости живые вянут уши,
И совесть морщится на сумрачном челе.

Ну почему опять воинственный нацизм
Повыползал из сатанинского навоза?
И вновь беснуется военная угроза,
И надрываются продажные истцы.

И безнаказанно кромсают города,
Приносят в жертву беззащитных и невинных.
Гореть в аду вам, новоявленные свиньи.
Огонь Победы выжжет нечисть навсегда.

Да, я - русский

Да, я – русский и этим горжусь.
Да, я влюбчив и в этом не каюсь.
Я люблю свою милую Русь,
Ту, что предки любили веками.

Я люблю ее дивный простор,
Восхищаюсь озерною синью.
Бурной речки задорный узор
Я считаю родным и красивым.

Я люблю перезвоны церквей
Во знамение благостной пасхи.
И мне дорог простой соловей,
Что поет без особой огласки.

А еще я люблю занырнуть
В васильковое нежное поле,
Пошептавшись с ромашкой, рискнуть,
С ручейком порезвиться на воле.

Я люблю бесшабашность людей,
Подогретую русскою водкой.
И обилие праздничных дней,
Что с друзьями встречаю с охоткой.

И взамен за большую любовь
Получаю большую взаимность.
И за это, Россия, с тобой
Я готов защищать твое имя.

Я - Россия

Накрыл надеждой триколор родную землю.
Уходит в прошлое лакейская боязнь.
Бурлит восторгами разросшаяся зелень.
Служенье Родине – почет, а не сарказм.

И я шагаю вместе с гордою Россией,
соприкасаясь в думах с дружеским плечом.
И в том плече я вижу правду доброй силы,
и раскрываюсь поэтическим ключом.

Для воспевания величия Отчизны
я не жалею восхитительных слогов.
А, если надо, поделюсь с Россией жизнью,
чтоб оградить ее границы от врагов.

Капризная особа

Погода выглядит капризною особой.
Ее капризы очень трудно предсказать.
То вдруг расщедрится на солнечную сдобу,
то постной бурей нас стремится наказать.

Она швыряет в нас заряженные стрелы,
стучится громом в наши сонные дома.
Порой сподобится на ветреные трели,
а то зальет не от великого ума.

В своем активе прячет снежные заносы
и ужасающие происки жары.
И никогда не отвечает на вопросы,
не согласует с нами правила игры.

Конь и Пони

Конь по прерии скакал,
Вольным воздухом дышал.
Чудным миром восхищался
и не ржал, а улыбался.
Вдруг возникло на пути
чудо, дальше не пройти.
Конь в сердцах остановился
и на чудо подивился.
А потом прищурил взгляд
и сказал, что будет рад,
если маленькое чудо
на пути стоять не будет.
Чудо глазками моргнуло,
красноречием блеснуло –
я дорогу уступлю,
только грубость не терплю.
Поперхнулся вороной
конь от наглости такой.
Грозно стукнул он копытом,
обещал, что будет битым
всяк, кто пробует дерзить,
так что лучше уступить.
Только чудо не пугливо –
раскричался, что за диво.
Ты скажи – тебя молю,
я дорогу уступлю.
Конь дивится на упрямство
и вещает – что за хамство.
Лучше чудо обойти,
да с надеждою уйти.
С чуда конь очей не сводит
и с достоинством обходит.
Только чудо вслед идет,
объяснений не дает.
Конь галопом припустился
и кричит задорным стилем –
догоняй меня скорей,
да в погоне не потей.
Долго чудо вслед бежало,
но к ночи совсем устало.
И взмолилось – погоди,
быстрым темпом не беги.
Я с тобой дружить желаю
и заочно уважаю.
От таких приятных слов
конь на все идти готов.
Как зовут тебя, дружок –
чуду вымолвить он смог.
Я зовусь не как все кони,
рад представиться, я - Пони.
И хотя я ростом мал,
но по-взрослому удал.
Конь нахмурился немного
от такого монолога.
И подумал – я, да я,
не хвастун ли ты, дитя.
Впрочем, стоит подружиться
и в обратном убедиться.
Пони он отбил поклон
и представился, я – Конь.
Так сдружились Конь и Пони.
Вместе жалуют погони.
Вместе в прерии пасутся
и на ссоры не ведутся.
… показать весь текст …

Георгий

Купила мама пианино.
Оно сверкает новизной.
Я целый день старался мимо
Пройти, но что это со мной.
Сначала я его потрогал,
Потом за крышку подержал.
Затем открыл ее немного,
Линейку клавиш увидал.
Я трогал клавиши и нюхал,
Потом попробовал считать.
И слушал мамочку вполуха,
Просил мне больше не мешать.
И кулачками, что есть силы,
Давай по клавишам стучать.
С волненьем мамочка спросила –
Ты хочешь так на нем играть?
И я без скромности ответил –
Могу еще сильней играть.
На нем играют даже дети,
А мне сегодня целых пять.

Прости меня, моя родная

Я ухожу в воспоминанья,
передо мною отчий дом.
И мама – милое созданье
в красивом платье кружевном.
Ее парадные одежды
хранились только для меня.
Она не теплила надежды
на счастье нового огня.
Она болела чутким сердцем,
а я, порой, не замечал
как открывалась в старость дверца
и скоро плавилась свеча.
Не видел просьбы молчаливой
в ее стареющих глазах.
И с ней прощался торопливо
с хмельной улыбкой на устах.
И в те минуты роковые
я был от дома вдалеке.
И не слыхал, как звезды выли,
как воды вздыбились в реке.
Прости меня, моя родная,
за недоданную любовь.
И ты простишь, я точно знаю,
а я покаяться готов.